Самый лучший враг

Первые дни путники пробирались через чащу, держась каменистых оврагов, где легче было защищаться от гробовщиков. Затем бурелом мало-помалу сошел на нет, лес, поредев, остался позади, и сейчас они ехали полем. Дорога давно не просматривалась, и это было неплохо. У дорог, особенно если они не вымощены камнем, вечно крутятся огры, давилы, мозгососы, глоталы, костекруты, банды мертвяков и прочие любители поохотиться на путников.

Проводник-лешак оставил их, когда на горизонте впервые четко прорисовались горы. Просто повернулся и, скрипя, пошел к лесу. Ветер играл его мшистой бородой. Красная птичка опять высовывала головку изо рта-дупла.

Каждый день горы становились выше на один палец. Это открытие сделала Пелька. После ухода лешака все переменилось. Теперь первым, отделившись от группы шагов на двадцать, двигался Олаф. Делал он это осторожно, вкрадчиво, тщательно всматриваясь, куда ставит ногу. Раздутыми ноздрями жадно втягивал воздух. Изредка, когда что-то его смущало, опускался на четвереньки и нюхал землю.

За Олафом шли Мифора и Гунита. Немного в стороне от них, потому что доверял только сам себе, – оборотень Ронх. Он все еще сохранял облик торговца-усача, хотя ночью, особенно во время глубокого сна, утрачивал его, и тогда на Ронха было лучше не смотреть.

Арея оборотень демонстративно не замечал. Вообще характер у Ронха был неуживчивый. С Олафом он тоже постоянно ссорился и ухитрялся даже переругиваться, причем очень своеобразно, поскольку был немым. Видя варяга, оборотень всякий раз превращал свою руку то в виселицу, то в осиновый кол, а то и сам превращался в дохлого Олафа и сотрясался от беззвучного хохота, находя это очень забавным.

Олаф тоже не оставался в долгу.

– Ронх так глуп, что путает сатира и силена! – говорил он Арею. – Как их вообще можно спутать? Всякий простофиля знает, что у сатиров – козьи рожки и хвосты! А у силенов – конские копыта и конский хвост. И, разумеется, нет рожек!.. А этот олух как-то превратился в силена – ха-ха! – с козьим хвостом!

Порой Олаф и оборотень бросались друг на друга, даже пускали в ход оружие, и тогда казалось, что они разорвут друг друга в клочья, но почему-то обходилось без серьезных ран. Прочие участники экспедиции даже не бросались их разнимать.

– Они вечно так… Знают друг друга лет десять, постоянно грызутся, но до сих пор оба почему-то живы! – сказала Мифора.

Арей понимающе кивнул. Хорошая долговременная свара помогает скрасить долгие походы.

Где-то между Ронхом и Гунитой, прикрываемая ими с боков, ехала тяжелая повозка. Рыжая Магемма, напевая, вела за собой мулов. К поводьям она даже не прикасалась. Мулы слушались ее голоса. Не замолкала же Магемма вообще никогда. Даже ночью она порой пела во сне – гортанно, на забытом языке древних. На ее голос слетались мотыльки и плясали у ее лица, а из леса выходили звери и молча слушали. Даже самые страшные хищники бывали тогда неопасны и никогда не нападали.

Барон мрака заметил, что остальные четверо – и Гунита с Мифорой, и Олаф, и даже убийца Ронх – берегут рыжеволосую Магемму. Она как костер жизни, у которого все они греются. Когда Магемма смеялась, все смеялись вместе с ней. Когда плакала, что бывало редко, – все плакали.

Арею Магемма была любопытна. На привалах он незаметно разглядывал ее. Виски у девушки были узковаты, лобик изящен, хотя и невысок, а жевательные мышцы, напротив, очень развиты. Все это делало девушку похожей на умную обезьянку. Если добавить к этому живую мимику, мгновенно преображавшую лицо, то Магемму можно было сравнить даже с оборотнем.

Она постоянно передразнивала собеседника – очень тонко, лукаво, совсем чуть-чуть. Чаще всего собеседники передразнивания не замечали, но отчего-то напрягались. Например, Мифору злили поджатые губки с одновременно вскинутыми наверх глазками.

– Ну как так можно?! Не уродуй себя! Ужасно же противно! – говорила она.

И совершенно не замечала, что это выражение украдено у нее.

Мощную неповоротливую Штосс, ходившую вперевалку, сердило, когда Магемма начинала переваливаться или кончиками пальцев касаться скул, как это делала сама Штосс, когда прихорашивалась у ручья.

Один только Олаф откровенно хохотал, когда, разговаривая с ним, Магемма внезапно замолкала и начиная обхлопывать свои карманы, проверяя, не завалялась ли где фляжка, из которой можно хлебнуть.

Арей знал, что магеммы такие же люди, как и остальные. Состоят из крови и плоти. Смертны, имеют эйдос. Главное отличие магемм состоит в том, что магеммы передают следующему поколению весь свой опыт и все свои знания. Но только дочерям. От бабушки к матери, от матери к дочери – и так бесконечно долгие и долгие века. Именно поэтому магеммы знают праязык – начальных сущностей и наречения имен – и пением управляют животными и людьми. Мужчина дара магемм унаследовать не может, и сыновья магемм рождаются обычными.