Сандалики

– Нет уж подружка, не нужно мне твоей ядовитой жалости. Я итак прожила целых два года под гнётом благодарности. Забирай своего Германа и катитесь ко всем чертям. Пусть он с тобой беседует, страсти ты ему никогда не дашь. Ты замороженная, чёрствая, не умеешь любить все душой, только жалеть и умеешь.

Она отошла на шаг назад, оглядела Лёлю с горьким презрением.

– Это было на твой день рождения. На твоём паршивом диване, когда ты спала за стенкой в соседней комнате.

 Развернувшись, она быстро зашагала, балансируя на тонких каблуках. Толкнула попавшего под горячую руку прохожего, ругнулась на медленно идущую впереди парочку и исчезла в толпе.

Лёля смотрела вслед подруге, пытаясь пробудить в себе злость, гнев, но чувствовала только обиду. Жгучую, давящую обиду и разочарование.

Домой Лёля шла медленно, вспоминала разговоры с Германом, его редкие объятия и поцелуи, участившиеся в последнее время. Наверное, Маша права: она замороженная.

Через полчаса после беседы с Машей Герман начал обрывать телефон. Звонил беспрестанно, заваливал сообщениями. Лёля просмотрела первое: он настойчиво просил перезвонить и не решать сгоряча, дать ему возможность объяснить. Когда мобильный в очередной раз завибрировал, оглашая улицу. Лёля стиснула зубы и выключила его.

Где-то внутри билась глухая боль, горчила, кололась, но горя она не чувствовала. Герман изменил ей не в первый раз, она так долго закрывала на его похождения глаза, что постепенно разучилась видеть и чувствовать. Смирилась, приняла это как часть его натуры, как то, что у него светло-русые волосы и пристрастие к говядине.

Лёля расстегнула плащ, оттянула ворот кофты, никак не могла понять от чего так душно и сдавливает горло. Смахивая непослушные пряди волос с лица, почувствовала на ладони влагу. Оказывается, она плакала.  Теперь она жалела не Машу, себя: за глупо потраченные годы, в течение которых она по крохам выпрашивала у Германа ласку и внимание. А у него оказывается хватало её с избытком, только для других женщин.

Не хотелось лить слезы прилюдно, вызывать жалость случайных прохожим несчастным видом, но чем больше она пыталась сдержаться, тем сильнее нарастал плач. Неконтролируемые слёзы и одновременно очищающие смывали горькие мысли, текли по щекам, как вода.

За несколько кварталов от дома Лёля остановилась на светофоре и вынырнула из воспоминаний. На другой стороне дороги стоял Алик и смотрел прямо на неё. Вокруг Лёли собирались люди, в ожидании зелёного сигнала перетаптывались, суетились, сзади напирали нетерпеливые прохожие, а она стояла и глядела на него, опять попав под гипноз его необыкновенных глаз. За тридцать пять секунд, что мигали цифры на таймере, она успела разглядеть что на нём уже привычные джинсы, только рванные на коленях, белая футболка и джинсовая куртка. На фоне светлой одежды его смуглая кожа казалась ещё темнее, а чёрные ресницы затемняли взгляд. Но Лёля помнила, что глаза у него светлые, золотистые. Чудные. В них сочеталась детская наивность и совсем не детская страстность.

Алик смотрел на неё пристально, не смущаясь, сдвинул на шею наушники, руки опустил в карманы.

Как только красный цвет сменился на зелёный, на дорогу хлынула толпа. Лёля шла нарочно медленно, ощущая, как с каждым шагом ускоряется сердце. На середине дороги, они чуть замедлились и одновременно кивнули. Алик приветливо улыбнулся, прошёл сбоку, коснувшись ладонью руки Лёли всего на мгновенье, будто мазнул раскалённым угольком. Оказавшись близко, он рассмотрел на её лице слёзы, нахмурился, по инерции пошёл дальше, провожая её долгим взглядом.

 Уже на другой стороне дороге, Лёля оглянулась и посмотрела ему вслед. Он шёл ровно, руки снова опустил в карманы и даже чуть ссутулился. Она печально улыбнулась и отвернулась.

Успела отойти всего пару метров, как услышала сзади торопливые шаги.  Обернулась и встретилась глазами с Аликом. Он шумно выдохнул и без слов притянул к себе Лёлю. Обнял крепко, обхватив поверх плеч, закрыл от любопытных глаз, пряча в объятиях, как в коконе. Подбородком упёрся в её макушку.

 Она замерла, изумленная внезапными объятиями. Ни на секунду не возникла мысль его оттолкнуть. Они не шевелились несколько минут, позволяя прохожим, словно течению реки обтекать их застывшие фигуры. Лёля прижалась лицом к груди Алика, уткнулась носом в ямку между ключицами. Судорожно вдохнув, мазнула по шее мокрыми от слёз ресницами. Алик вздрогнул и, выдохнув ответ, крепче сжал руки.

Лёля поняла, что он отстранится за мгновенье до того, как Алик это сделал. Отступил на шаг и не говоря ни слова, развернулся и пошёл через дорогу. Снова горел зелёный свет, и он ушёл беспрепятственно.

Лёля растерянно смотрела вслед Алику, он отдалялся быстро, почти бежал, перепрыгивая через неровности на тротуаре. К тоске по несбывшимся мечтам и обиде на Германа добавилось новое чувство, клокочущее, как вулкан, горячее и совершенно не подходящее для ситуации, в которой она оказалась.