Сандалики

– Потому что дурак. Я ревновал к самому себе. Когда смотрел видео с бачаты, жутко злился. Ты, может, и не психопатка, но я себя именно так чувствовал, будто раздваиваюсь.

Почувствовав, что объятия ослабли, Лёля выпуталась из тёплых рук.

– Почему ты сказал, что из Сочи?

– Если бы я признался, что тоже из Краснодара, наши ночные беседы прекратились бы в тот же вечер. Ты была такая… пугливая.

Лёля кивнула, не став оспаривать очевидное. Отошла на шаг назад.

– Раньше я бы приняла всё как есть и тихо радовалась тому что имею, заглушая мысли и эмоции желанием угодить и быть как все. Но теперь мне этого недостаточно. Отвези меня домой. Я не хочу тут оставаться.

Лёля направилась к дому, сделав пару шагов, оглянулась на Алика.

Он казался непривычно ранимым и печальным.

– Не простила?

Лёля покачала головой и отвернулась.

В гостиной не осталось и следа от неудачного ужина. Стол был убран. Нина Валерьевна лежала на диване, закинув руку за голову и уложив на глаза банановую кожуру.

Лёля споткнулась о порог, сзади на неё едва не налетел Алик. Удержал её от падения и тут же отдёрнул руку, остро ощущая нежелание Лёли сокращать дистанцию.

Она подошла к маме с опаской, подозрительно посматривая на необычный способ избавления от мешков под глазами. Неужели чопорная консервативная учительница и Агата Мун, зарабатывающая пикантными романами это один и тот же человек? Лёля никак не могла представить себе маму за написанием эротической сцены с участием садовника и банановых останков.

Услышав шорох шагов, Нина Валерьевна пошевелилась, сняла с век шкурку и попыталась улыбнуться. Новая Лёля её пугала и казалась незнакомкой. Как общаться с ней после скандала за столом она не представляла, прощупывала почву наугад. Заговорила намеренно беззаботно, не о том, что их обеих тревожило:

– Викторович посоветовал. Кстати, действительно помогает. Вот уж не думала.

Лёля перевела взгляд на отчима, сидящего в нескольких метрах за ноутбуком. Он так мастерски слился с обстановкой, что листохвостый геккон ему бы позавидовал.

Викторович уверенно кивнул:

– Серьёзно, хорошее средство.

Лёля непроизвольно заглянула в экран ноутбука, но рассмотреть ничего не успела, Викторович быстро переключил окна, остановился на сайте магазина.

– Марина с Матвеем помирились всё-таки или нет?

Викторович застыл: краска смущения поднялась от шеи, окрасила щёки и полноценно разлилась по вспотевшей лысой макушке.

– Потом опять поссорились, – выдавил он три слова.

Лёля не сдержала улыбку. В роли Агаты Мун Викторович смотрелся ещё нелепее, чем мама. Интересные фантазии, однако посещают тихого примерного семьянина, живущего под гнётом авторитарной жены.

Отчим перевёл взгляд на Нину Валерьевну и покачал головой, безмолвно прося падчерицу не разглашать его маленькую тайну.

– Мы уезжаем, – объявила Лёля.

Она развернулась к Алику, но не коснулась его.

Вопрос Нины Валерьевны догнал уже на пороге:

– На юбилей-то свой придёшь?

– Отменять уже поздно. Приду, конечно. Не забудь добавить трёх гостей.

В машину сели, сохраняя молчания. Не разговаривали, пока ехали к дому Лёли.

Алик заглушил мотор, откинулся на спинку кресла.

– Мне остаться?

Лёля повернулась к нему, скользнула взглядом, по рукам, лежащим на руле, смуглым, красивым, по шее, с той самой родинкой под ухом, приостановилась на глазах янтарно-жёлтых, непривычно светлых с зрачками-точками. В груди кольнул уголёк, заискрился, разливаясь теплом по телу.

Лёля сказала до конца не веря, что произносит это вслух:

– Нет, Алик. Уезжай. Не хочу больше секса с привкусом вины. А если ты останешься, он точно будет. Мне нужно пережить это одной. Слишком много сегодня случилось.

– Видимо, тебя больше не нужно спасать.

Улыбка у него получилась печальная. Лёля на мгновение заколебалась, едва удержалась от желания задержать его.

Она выбралась из машины, обошла со стороны капота, ощущая взгляд Алика сквозь стекло, приостановилась у окна и не громко, но чётко сказала, так что он легко прочитал признание по губам.

– Я тебя люблю.

Руки на руле напряглись, глаза сощурились, но он не сдвинулся.

Лёля стремительно поднялась по ступеням на второй этаж, повернув ключ, вбежала в квартиру и захлопнула дверь. Первым делом зашторила окно в спальне, отгораживая себя от чужих эмоций и ярких придуманных жизней.

Предполагала, что после пережитых событий не уснёт. Легла в постель с намерением промучиться от бессонницы полночи, но веки почти сразу потяжелели. Правда заснуть она не успела: телефон тренькнул сообщением. В глубине души она надеялась, что Алик не смириться с ситуацией. Так и получилось. Он повторил попытку извиниться в своей обычной манере. Прислал запись песни. В этот раз лицо не скрывал, но и в камеру не смотрел.

Расположился полубоком, на фоне открытых балконных дверей, сосредоточенно глядел на свои руки, скользящие по струнам. Судя по всему, песню разучил недавно, чуть сбивался, переигрывал неудавшийся ноты. Пел проникновенно, на грани с шепотом:

I will take your pain

And put it on my heart

I won't hesitate

Just tell me where to start

I thank the oceans for giving me you