Санитар мегаполиса

– Я не понимаю, при чем здесь песик? У вас есть собака, Наталья Владимировна?

– Лучше бы у нас Наталья Владимировна была собакой! Тогда я был бы песиком! А это сейчас лучше, чем быть Димой.

– Дима, перестань. Саша, Дима просто так у нас иногда шутит. Не воспринимай всерьез его слова. У нас нет собаки. Это он глупости говорит,– сказала мама.

– Да, Саша, у нас действительно нет собаки. К сожалению… моему… большому. А если бы у нас была собака, то я бы пошел ее выгуливать. Ей бы сейчас сильно-сильно, очень-очень приспичило бы гулять. Я просто в этом уверен!

– Почему? – спросила Саша.

– Да так… это я опять и снова шучу. Отчасти шучу. Просто я хотел бы быть Малышом из «Карлсона». А так я не Малыш, нет Карлсона, нет собаки. Есть только Фрекен Бок.

– Где? – спросила удивленно Саша.

– Это Дима говорит о перчатках «Фрекен Бок», резиновые, для мытья посуды. Он шутит.

– А… понятно. Перчатки – это хорошо, это правильно. Кожу рук портить нельзя.

«А тебе, Саш, чего бояться?! Ты же и так не красавица! Ишь, руки она портить не хочет! Руки твои неиспорченные тебя не спасут и не украсят уже. Все! Finita la komedia… Ох, вспомнил. Меня осенило! Она похожа на бабушку, то есть на Granny из диснеевского мультика. У Granny еще кот был, который все время пытался сожрать птичку Twitty. Granny всегда гоняла кота за это»,– думал я про себя, глядя на Сашу.

– Саша, а у тебя птичка дома есть?

– Нет.

– Жаль, а то бы совпало.

– Что совпало?

– Да так. Ничего.

Мы выпили чай и съели пирожные или, как говорят продавщицы, «пироженные». Мама в меня буквально запихивала их, чтобы я снова ненароком в Сашин адрес чего-нибудь поганенького не сболтнул. После чаепития мы с Сашей пошли ко мне в комнату. Это был первый (и, надеюсь, последний) раз, когда я шел в свою комнату с девушкой и не думал о сексе с ней. Хотя… нет. Вру! Я думал. Вернее, думал о том, что, если вдруг Саша окажется маньячкой и станет кидаться на меня в порыве страсти, молить о сексе,– куда бы я сбежал или забился? Я думал о собственной безопасности. Я думал о том, что прыгать из окна не хотелось бы: все-таки четвертый этаж! Но с другой стороны, лучше выпрыгнуть – можешь и выжить, если повезет. А вот после секса с ней жить точно не захочется. В лучшем случае, если после секса с ней я не закончу жизнь самоубийством, то стану геем.

Так, а если не выбрасываться из окна, то… может запихнуть свое пухленькое тельце под кровать? Во всяком случае мама дома. Она спасет. Я же ее сын. Материнский инстинкт должен сработать. Хотя… не факт! Я ведь не помыл утром посуду после себя.

Саша зашла в мою комнату, и ее староочкастую рожицу перекосило.

– Комната яркая. Дима, это как-то не так, неправильно.

– Тебе не нравится?

– Честно? Нет.

– Ну, и слава Богу! Я в безопасности.

– Что?

– Говорю, что компьютер хороший, новый, антивирусы все настроены. Все в безопасности.

– Было бы странно, если бы все было по-другому. Ты же программист. Так… ты мне и не ответил толком, какие у тебя оценки в универе.

– Разные. Я же сказал. Есть хорошие и есть плохие. Не все предметы нужны ведь! Свой предмет я знаю.

– Это плохо, что тебе не все предметы нужны! Ты неответственный.

– Да, я такой. И еще у меня, помимо этого, куча других недостатков.

Про себя я молил: «Откажись ты от совместной работы со мной».

– Ничего. Я тебя исправлю.

– Тогда удачи тебе в твоем нелегком труде.

– А что это у тебя за пустые блистеры от таблеток валяются на столе? Ты пьешь таблетки?

– Это противозачаточные.

– Что?!

– Шутка. Успокойся. Просто у меня голова болит… часто… очень… всегда почти. Анальгетики это.

– Ничего страшного, что болит. Такое бывает. Но почему кусочки упаковки из-под таблеток валяются? Одни – на столе, другие – на тумбочке, третьи – на полу. Я заметила.

– Да, это действительно так. Знаешь, я боюсь заблудиться в квартире. Все-таки три комнаты. Вот и разбрасываю.

– Правда?!

– Да. Я, как Гензель и Гретэль. Сказка детская такая. У нас тоже есть что-то похожее. «Морозко», например. Так вот, в сказке отец отвез своих детей в лес на погибель, потому что так мачеха приказала. И эти дети, Гензель и Гретель, чтобы найти потом обратную дорогу, дорогу домой, по пути бросали камешки, хлеб. А я вместо камешек и хлеба бросаю кусочки пустых блистеров или кусочки упаковки из-под таблеток, чтобы найти входную-выходную дверь. А то мама заведет меня на кухню, заставит мыть посуду или убирать в шкафу, а я не найду выход и останусь в царстве плохо вымытой – недовымытой посуды. Я боюсь этого.

– Ты олигофрен?!

– Нет. Олигофрены больше о своем думают, а я вот о твоем.

– О чем моем?

– О том, что ты шуток не понимаешь!

– Дима, ты больной?

– Да. У меня вегето-сосудистая дистония. Могу медкарту показать. Ладно… Все. Не буду я шутить. Постараюсь, по крайней мере. Сейчас я все уберу. Знаю. Виноват, что разбрасываю. Все дома меня за это ругают.

– Шутки – это пустословие. Я уже говорила тебе об этом. А нам нужно мыслить и работать рационально и продуктивно, а не заниматься пустословием. И быстрее, убирай это все!