Санньяса или Зов пустыни

Санньяса пребывает за пределами всей дхармы, включая любые этические и религиозные обязанности. Санньяса Упанишады не устают восхвалять преславную свободу санньяси, наделяя его теми же качествами, которые древние писания применяют к просветлённой или освобождённой личности, или дживанмукте из последующей традиции. Но они идут и дальше, наделяя его также атрибутами самого Атмана: его совершенной свободой, нерождённостью, незапятнанностью, незримостью и непостижимостью. Воистину санньяси свидетельствует миру о том высшем состоянии, в котором человек обнаруживает свою истинную природу (сварупа, свабхава[62]) или, вернее, пробуждается к ней. В этом пробуждении он осознаёт себя как а‑джа (нерождённого), пришедшего из ниоткуда и идущего в никуда[63], а‑нимитта (не имеющего цели)[64], сварат (абсолютно независимого) и камачара[65](способного передвигаться по любым локам и измерениям как на физическом уровне, так и на символическом). Его «я» более не противоположно иным «я»: «Никто не отличен от меня, никто не является другим»[66]. Его пробуждённое Я, пронзающее словно лазерный луч, освещает отныне глубины того «я», что произносит каждое существо, обладающее сознанием (ср. Брихадараньяка Упанишада, 1.4.10[67]: пробуждённый человек становится Я дэвов). Санньяси есть стхитапраджня, человек с устойчивым умом (Бхагавадгита, 2.55[68]), а‑кама, свободный от любых желаний (Брихадараньяка Упанишада, 4.4.6[69]), свободный от всех ритуальных обязанностей и от всей дхармы:

Отличный от дхармы и адхармы,

Отличный от совершённого и несовершённого,

Отличный от того, что было, и того, что будет…

(Катха Упанишада

, 2.14)[70]

Он покинул всё, как в этом или ином мире, так и в любом из постижимых миров:

ОМ! Землю, воздух и небеса — я отвергаю все миры!

(Нарадапаривраджака Упанишада

, 4.38)

У него не осталось никаких желаний, будь то нечто принадлежащее к этому миру (физическое наслаждение, общение с людьми и даже радость священных знаний или религиозный экстаз) или некие иные локи, даже если это миры дэвов, готовых пригласить его разделить с ними наслаждения (Мундака Упанишада, 1.2.6[71]). Единственная лока, что его интересует и которую он ищет, — это атма‑лока (Брихадараньяка Упанишада, 4.4.22[72]), мир, лежащий за пределами всех миров, не ограниченный никаким осязаемым или достижимым миром, но включающий в себя их все[73]. При пробуждении к этому Атману он выходит за пределы всего, во что верил или чему поклонялся, и оставляет позади все человеческие и религиозные способы обеспечить себе защиту и поддержку. Брахман однозначно утверждает в Кена Упанишаде: «Ты должен познать сам Брахман, а не то, что люди принимают за Брахман и чему поклоняются»[74]. Санньяси открыл этот единственный Брахман и обнаружил самого себя в этом единственном Брахмане, за пределами которого нет иного (экам адвитиям[75]; ср. Брихадараньяка Упанишада, 1.4.1[76]): у него нет больше желаний, поскольку он достиг полноты, бхуман, пурнам, бесконечного блаженства (Чхандогья Упанишада, 7.23[77]; ср. также Тайттирия Упанишада, 2.7[78]).

У санньяси больше нет никаких обязательств ни перед человеческим обществом, ни перед питри (предками), ни перед дэвами, этими воплощениями божественной Тайны в проявленном мире. Всё, чем он обладал прежде, чем мог удовлетворять нужды себя и ближних, что мог вложить в строительство града человеческого и что мог предложить предкам в качестве шраддхи или дэвам в качестве яджни, — всё это он отбросил в канун принятия санньясы, когда совершил праджапатья‑ишти (яджню, во время которой человек приносит в жертву всё своё имущество, сарваведасам). В ту же ночь он предложил и свою последнюю шраддху почившим предкам, но в этот раз она была также ашташраддхой, включавшей в себя предложение шариков риса (пинда) и для него самого в знак того, что он покидает этот мир (претья). В последний раз он поклонился ритуальному огню, а затем, совершив символический вдох, принял его в своё собственное дыхание (прана) в знак своего перехода лишь ко внутреннему поклонению.