Санньяса или Зов пустыни

С видват‑санньяси всё происходит иначе. Воистину, есть редкие благословенные души, которые буквально с детства не имеют никаких материальных желаний и, осознав себя, без колебаний покидают свой дом и человеческое общество (как Рамана Махарши и многие другие) — иногда даже до получения священного шнура во время упанаяна‑самскары (авратин). Таковы вайрагья‑санньяси. Среди видват‑санньяси писания выделяют джняна‑санньяси, в сердцах которых чтение шастр и свидетельство гуру вызывают столь сильное озарение, что они не могут больше оставаться в средоточии мирских забот. Речь здесь не идёт о принятии санньясы по собственному выбору после долгих раздумий или из повиновения писаниям. Это не санньяса, возложенная самим собой, но санньяса, возложенная истинным Я. Это непреодолимый внутренний зов, острая необходимость, исходящая из глубин Духа. Это непроизвольная тяга к бесконечности в сердце у человека, которого уже ничто не может увлечь обратно. Это не следствие поисков света, мудрости или отречения — это мощный импульс, исходящий из самой природы человека, нерождённой и свободной от оков. Правила писаний запрещают принимать санньясу человеку, у которого ещё не родились дети: «Дваждырождённый, ищущий окончательного освобождения, не изучив Веды, не родив сыновей и не совершив все жертвоприношения, погружается в нижние миры» (Законы Ману, 6.37). Однако это не касается тех избранных, кого неумолимо зовёт и уводит прочь сам Дух (ср. Катха Упанишада, 2.23[81]; а также Ин. 3:8). «В тот самый день, когда некто становится бесстрастным, он должен отправляться в скитания» (Нарадапаривраджака Упанишада, 3.77). Он может быть учеником или брахмачари, домохозяином с женой и детьми, положением и обязанностями в этом мире, однако внутреннее пробуждение освобождает его ото всех обязательств, а санньяса становится необходимостью, вне зависимости от того, получил он дикшу или нет.

Тогда если он и принимает формальную дикшу, чтобы официально освободиться от всех предыдущих самскар, то обряд имеет совершенно иное значение, нежели в случае с крама‑санньяси. Дикша не выполняется ради получения того или иного результата — она совершенно бесцельна, а‑нимитта. Это лишь публичное признание той внутренней свободы, которую он уже обрёл в самом Источнике бытия. И потому в подобном обряде инициирующий гуру не призывает претендента назад и не вручает ему внешние атрибуты санньясы. Он лишь шепчет ему на ухо пранаву и махавакьи, а затем ученик удаляется — обнажённым, облачённым в пространство, исполненным радости и осознавшим, что для него нет никого «другого», с сердцем, переполненным неповторимым опытом собственного бытия. Так, безвестный, свободно бродит он по земле до тех пор, пока не оставит свою смертную оболочку в одной из горных пещер (Нарадапаривраджака Упанишада, 4.38).

И так для любого санньяси однажды настанет день, когда он освободится от всего и внутренний свет приведёт его к полноте сияния (теджас):

Когда его (внутреннее) солнце достигнет зенита,

Когда оно станет неподвижным, перестанет вставать и садиться —

Ведь в реальности оно никогда и не садилось и не вставало…

(Чхандогья Упанишада

, 3.11.1‑2)[82]

Когда это случится, никакие правила, существующие для парамахамсы, более не будут его затрагивать. Со словами «ОМ бхух сваха» он выбросит в реку данду, каупинам, камандалу и одеяния кави[83]. Согласно Нарадапаривраджака Упанишаде (5.1), все эти атрибуты временны и имеют смысл лишь в ожидании окончательного внутреннего пробуждения — до тех пор, пока человек не разовьёт алам буддхи, достаточную мудрость, для осознания, что отныне он не нуждается ни в чём, ибо

Пространство — его одежда,

Ладонь — его чаша для подаяний,

Земля — его ложе.

(Шримад Бхагаватам

, 2.2)