Sans qu'un remord ne me vienne (СИ)

- Эсмеральда?.. – окликнул священник; ответа не последовало. – Эсмеральда!

Присев рядом с девушкой, архидьякон чуть приподнял ее и слегка встряхнул. Проклятье! Нужно привести ее в чувство!.. Тело будто охвачено лихорадкой…

- Что вы… вы отравили меня?.. – открыв глаза, едва придя в себя, спросила плясунья.

- Нет! Нет, что ты говоришь, дитя?! Это… это средство должно было развеять твою тоску. Я и в мыслях не имел отравить тебя, я не знал. Прости, прости меня, девушка!..

- Дайте мне еще вашего отравленного вина! – потребовала маленькая чаровница; тело по-прежнему было точно ватное, но соображать это нисколько не мешало. – Думаю, еще полкружки, и все будет кончено.

- Что ты несешь?! – ужаснулся Клод, и без того снедаемый угрызениями совести и опасениями за ее жизнь. – Я не позволю тебе умереть, слышишь!.. Как ты себя чувствуешь?

- Жарко… мне так жарко. Трудно дышать – здесь ужасно душно. Что вы делаете?!

Не обращая внимания на слабые протесты, Фролло проворно начал стягивать с нее платье: еще бы ей было не трудно дышать в этом грубом балахоне!.. Неимоверным усилием, собрав в кулак всю свою волю, красавица отпихнула монаха и, вскочив, бросилась к двери. Но не успела достичь и середины комнаты, как окружающий мир снова начал погружаться во мрак.

…Архидьякон успел подхватить ее в последнюю секунду. Боже, что за дрянью он ее накормил?! Нет, больше никаких экспериментов.

Без помех раздев лежащую без чувств строптивицу, мужчина ощутил желание, вопреки доводам рассудка овладевающее постепенно его существом. Распростертая перед ним на низком ложе женщина – юная, прекрасная, с часто вздымающейся грудью – казалась сошедшей с Олимпа богиней.

- Моя Персефона… - выдохнул священник, опускаясь на колени рядом с постелью, одновременно желая и страшась прикоснуться к этой первозданной красоте.

Он несмело дотронулся до бледной щечки, провел длинными пальцами по изгибу шеи и, чуть помедлив, осторожно очертил ладонью округлость небольшой, упругой груди. С удивлением повертел висевший на шее вместо креста крохотный башмачок розового шелка, расшитый серебром и золотом – старый, местами потертый, в лучшие дни он мог служить и принцессе. Должно быть, это талисман, о котором упоминал Гренгуар… Та вещица, которая заставила ее до сего дня сохранить целомудрие. Дрожь пробежала по охваченному огнем телу при этой мысли. Вторая рука непроизвольно потянулась к точно вылепленному из мрамора, совершенному бедру. Клод упивался этим мгновением: маленькая колдунья, наконец, никак не препятствовала его посягательствам. Беззащитная, открытая, лежала она пред ним, словно агнец на жертвенном алтаре, вот-вот готовая обагрить его невинной кровью… Но примешивался к наслаждению и стыд, почти ребяческий, невольно заливавший щеки румянцем: он будто пытался выкрасть украдкой чужое сокровище, боясь быть уличенным.

Глаза Фролло лихорадочно заблестели; он тронул губами плоский животик, ощутив языком мягкость гладкой кожи. Эсмеральда тихо вздохнула.

Нет! Не так. Он не желает довольствоваться тем, что, подобно вору, сорвет девственный цветок лежащей без чувств прелестницы. С таким же успехом можно подсыпать ей сонного зелья и без помех удовлетворить свою похоть. Это не то, все не то!.. Но, Боже помоги, как же трудно сдерживать себя! Особенно теперь, когда она так близко, в его власти. Когда можно коснуться этой гибкой ручки, смуглой ножки, округлой груди…

Мужчина отдернул вдруг руки, точно обжегшись, и бросился к двери. Распахнув последнюю, он жадно втянул прохладу вечернего воздуха. Кажется, она жаловалась на духоту?..

Подперев дверь, архидьякон извлек из сундука льняную камизу и, стараясь не думать о шелковистости ее кожи, облачил цыганку в тонкую рубашку. Выдохнул не то разочарованно, не то облегченно. Почему же она никак не придет в себя?..

Священник зачерпнул большую кружку воды и сбрызнул лицо чуть шевельнувшей губами девушки. Бедняжка начала приходить в чувство, но проклятая слабость никуда не делась.

- Как жарко… Я ужасно хочу пить, - и уже через пару секунд жадно припала к протянутой чашке. – Еще!

Вторую порцию она осушила уже не с такой скоростью. Лишь вернув кружку, плясунья заметила перемену своего наряда. Щеки ее немедленно запылали, из бледных сделавшись пунцовыми; уши тоже обожгло нестерпимым жаром смешанного с гневом стыда. Монах все же раздел ее!.. Воспользовался моментом, пока она находилась без сознания! Интересно, что он еще успел с нею сделать?! Эсмеральда с трепетом прислушалась к своим ощущениям, но никаких перемен там не почувствовала.

- Я не тронул тебя, - устало произнес Клод, от которого не укрылось напряженное выражение лица маленькой чаровницы. - Ты считаешь, что я чудовище, способное надругаться над бесчувственной девушкой?..

Хорошо, что она не знает, насколько близок он был к этому низкому поступку!

- Я считаю, что человек, силой вынуждающий девушку разделить с ним ложе, способен на все! – парировала плясунья, втайне испытав облегчение и даже несколько успокоившись и примирившись с присутствием монаха: может, не все еще для нее потеряно.