Есть даже свидетельства улучшения когнитивных способностей этого вида. Объем мозга у австралопитеков немного увеличился и стал составлять около литра — и все же это примерно в три раза меньше, чем у нас. Раньше считалось, что гоминины этого периода не были способны изобретать каменные приспособления и пользоваться ими, но в 2015 году исследователи сообщили о больших рудиментарных каменных орудиях возрастом 3,3 миллиона лет на севере Кении. Мы не знаем, для чего использовались эти громоздкие инструменты, представляют ли они собой широко распространенное явление или же были просто экспериментом. Однако исследователи все равно предполагают, что по крайней мере некоторые виды австралопитеков были немного умнее и находчивее, чем современные обезьяны, которые используют простейшие инструменты для ловли термитов или раскалывания орехов, но не умеют изготавливаться собственные каменные орудия.
И все же, при всем анатомическом разнообразии и намеках на творчество, эти гоминины были, скорее всего, обезьяноподобны с точки зрения метаболизма. Мы можем быть уверены в этом, потому что, как и современные приматы, первые виды гомининов были в основном вегетарианцами. Конечно, они могли иногда охотиться на мелкую дичь или нападать на термитники в поисках вкусного белка, как это делают шимпанзе и бонобо. Но один взгляд на их зубы и способность лазать по деревьям говорит нам, что Арди, Люси и другие получали подавляющее количество калорий из растительной пищи. Подобный рацион, свойственный обезьянам, в свою очередь, говорит нам, что этим видам не нужно было много ходить, чтобы найти еду. Общее правило экологии гласит, что травоядные не перемещаются на большие расстояния каждый день, потому что растений много и они не убегают, как дичь. Современные обезьяны редко преодолевают за день больше двух-трех километров.
Но примерно 2,5 миллиона лет назад гоминины начали вести себя странно, не по-обезьяньи. Вместо того, чтобы охотиться на случайного примата или маленькую антилопу, они стали нападать на гораздо более крупную дичь — зебр и других больших животных. Каменные орудия стали повсеместным явлением в Восточной Африке, а на окаменелостях животных в Кении и Эфиопии найдены признаки убийства. Мясо больше не было редким деликатесом, оно стало постоянной частью меню. Это был рассвет охоты и собирательства, начало третьей и последней главы эволюции гомининов и заря нашего рода, Homo. Но решающим когнитивным скачком была не охота или орудия труда — в конце концов, шимпанзе и бонобо тоже охотятся и делают инструменты, но это не привело к какому-либо радикальному изменению обезьяньих привычек. Важное новшество, которое изменит наш метаболизм и эволюционную судьбу, было не пищей, которую ели гоминины, а едой, которую они отдавали.
Человек делящийся
Первые слова в языке хадза, которые я запомнил, были «амайега» и «мтана», то есть приветствие и прощание. Третье слово, которое я выучил, — «за».
Не знаю, когда я впервые это заметил. Моя первая поездка к племени хадза была полна новых эмоций, видов, звуков, и ее начало немного плохо запечатлелось в моей памяти. Если вы когда-нибудь проводили время в чужом городе, на языке которого не говорите, то в кафе или парке голоса вокруг сплетались в абстрактный яркий звуковой гобелен, лишенный какого бы то ни было смысла. Но в какой-то момент мой разум уловил повторяющуюся простую команду: «за». Вскоре я стал замечать ее повсюду. Двое ребятишек играют друг с другом, останавливаются перекусить — это тоже «за». Бабушка кормит ягодами внука — «за». Человек, который берет у друга мед, — «за».
Я спросил Брайана, что же это значит, хотя, признаться, это должно быть очевидно. «За» означает «давать».