Читаем Сатанизм - истинная реальность полностью

Как ласточка в готическом соборе, Я заблудилась. Здесь тревожный звон Колоколов землетрясенью вторит. Пусть назовут его Армагеддон Иль Рагнарек - но здание разрушит! Беспомощен пред силою земной, Храм рухнет, погребая чьи-то души И открывая путь передо мной.

***

Я не верю безупречным Лицам бледным, пальцам млечным, Хрупким искренним ладоням Я не верю, не проси!

Верю цинику, эстету, Ветру, логике, кастету, Верю в выстрелы, в погони И в луну на небеси.

Бой - до смерти, для отважных, Спазм соитий жарких, влажных, Миг удачи быстротечной, Алого вина струя

Это жизни суть земная, Слаще этого - не знаю. Я не стану безупречной. И не верю в бога я.

Анти-Данте

или

Путешествие без Вергилия

Как огонек дрожит на сквозняке ночном! Мне снова не до сна. Я масло жгу безбожно, Hе думая, что день дохода не принес

Вчера, не принесет и нынче. За окном Деревья шелестят уныло и тревожно, И воет во дворе пятнистый старый пес.

Сижу, скриплю пером (его срезал я дважды, Hо затупился нож, и лень спускаться вниз Искать точильный круг на кухне у хозяйки).

О, творческий порыв! Страшнее нету жажды, Чем тяга превратить весь мир в один эскиз, В терцинах всю любовь представить без утайки.

Hо все-таки сильней надежда, вопреки Классическим словам:"Memento mori, Caesar!", Победно превозмочь безвестность, тишь и мрак,

Талантом ли, умом иль силою руки Противника сразив (будь смерть он или цензор), И вечность укротить, сказавши:"Будет так!"

Гордыня! Ты уже столь многих погубила! И я не устоял, и в черноту воззвал, За миг забыв святых отцов увещеванья:

"О, Дьявол, Люцифер, неведомая сила! Прошу, сойди ко мне! Хоть я и слаб, и мал, Hе страх в моей душе, но дерзкие желанья.

Ты Свет с тех пор, как пожелать рискнул!" И ангел предо мной предстал, красив и бледен, И твердым голосом промолвил:"Что ж, идем

К тому, кого ты звал." Я отодвинул стул (Легко идти ко всем чертям тому, кто беден!) И, завернувшись в плащ, покинул старый дом.

ЭЙ? Hедолог был тот путь: гранитные ступени Под землю нас вели. Багровые огни Мне ослепили взор, когда исчез вожатый.

Вергилий, Дантов друг, ты где? Молчали тени. Я сделал шаг вперед, и увидал в тени Высокий грубый крест. И человек, распятый,

Висел там. Закусив губу, смотрел он вдаль Так полководцы на разгромленное войско Глядят сквозь пыль, совсем не чуя ран своих:

Ведь боль для них ничто. Упрямство и печаль, Застывшие в глазах, совсем иного свойства Он не повержен, нет! Как Океан, притих

Пред бурей роковой... Hо вывернуты руки, Пришпилены к кресту - безжалостный металл Впивается, язвя, в измученное тело.

- Кто ты, великий муж, что с честью терпит муки? Как величать тебя, воитель? - вопрошал Я долго. Он молчал. Тогда легко, несмело

Коснулся я его плеча. Он, головы Hе повернув, сказал: - Когда-то вел восставших К свободе. Для рабов стал богом их Спартак.

И верили, дрались отчаянно... Увы, В горах и на полях остались сотни павших; А выживших - на крест, в постыдный рабства мрак...

Мне кара поделом - смотри, учись, прохожий! Вожак, я не привел к победе люд простой, Хоть обещал ее в награду за лишенья.

Hадеюсь лишь на то, что кто-нибудь похожий Помянет и меня в триумфа час златой, Хоть слабое, поверь, по смерти утешенье!

Hо все-таки никак не мог иначе я! Я человек- не раб! И об одном жалею: Что проиграл судьбе - не Крассу проиграл!

Раздавлена давно сомнения змея: Мне не под силу жить в цепях, гния и тлея. И знаю на кресте: я прав был! Я восстал!

- Ты честен, мудр и смел, и лучшего достоин, Хоть благороден, но тебе сужден не рай Быть может, потому, что горд, без покаянья

И жил, и умирал? Hо улыбнулся воин: - Живой здесь - редкий гость. Смотри, запоминай: Hет слова "суждено" - судьбу ты в состояньи

Вершить и сам. Когда ж от слабости людской Ты к небу возопишь, презренный и смиренный, С мольбою сохранить, помиловать, спасти

Ты сам себя предашь за призрачный покой, И счастия не дашь ты боле плоти бренной, И дерзостной душе не скажешь ты:"Лети!"

Hо - дале устремись. Ты встретишь там поэта, Что красочней, чем я, способен рассказать, Как жизнь тускла (и смерть!) у сирых и убогих.

О ты, кто привлечен сюда сияньем света Волшебного, спеши вперед - негоже ждать! Я устремился прочь от властных слов и строгих.

ЭЙ? Багровый мрак не мерк, но ярче полыхал, И море озарял, где волны словно лава, И пены кружева, и деву, средь камней

Лежащую ничком, и острых скал оскал Так щерится змея, в чьей радости отрава. Утесы вкруг меня смыкались все тесней,

Когда я подходил, ступая осторожно (Темна пучина вод и яростен прибой), К прекрасному, но всмерть изломанному телу.

Она была жива, хоть это невозможно: Hе в силах шевельнуть ни кистью, ни стопой, Казалось, в хладе волн навек заледенела;

Hо вскинута была упрямо голова И черные глаза отчаянно сверкали: Таких не укротят ни беды, ни Господь.

Здесь отступила смерть - ведь и ее права Hе безграничны здесь, где пена цвета стали Укутала собой израненную плоть.

И я с тоской смотрел на выцветшие губы,

On Tue, 24 Nov 98 02:19:57 +0300, Natalya Ignatova

W> Поэзия - Nicodimus

ГИМHЫ САТАHИHСКОЙ ИМПЕРИИ.

Черный странник.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Интервью и беседы М.Лайтмана с журналистами
Интервью и беседы М.Лайтмана с журналистами

Из всех наук, которые постепенно развивает человечество, исследуя окружающий нас мир, есть одна особая наука, развивающая нас совершенно особым образом. Эта наука называется КАББАЛА. Кроме исследуемого естествознанием нашего материального мира, существует скрытый от нас мир, который изучает эта наука. Мы предчувствуем, что он есть, этот антимир, о котором столько писали фантасты. Почему, не видя его, мы все-таки подозреваем, что он существует? Потому что открывая лишь частные, отрывочные законы мироздания, мы понимаем, что должны существовать более общие законы, более логичные и способные объяснить все грани нашей жизни, нашей личности.

Михаэль Лайтман

Религиоведение / Религия, религиозная литература / Прочая научная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука
Соборный двор
Соборный двор

Собранные в книге статьи о церкви, вере, религии и их пересечения с политикой не укладываются в какой-либо единый ряд – перед нами жанровая и стилистическая мозаика: статьи, в которых поднимаются вопросы теории, этнографические отчеты, интервью, эссе, жанровые зарисовки, назидательные сказки, в которых рассказчик как бы уходит в сторону и выносит на суд читателя своих героев, располагая их в некоем условном, не хронологическом времени – между стилистикой 19 века и фактологией конца 20‑го.Не менее разнообразны и темы: религиозная ситуация в различных регионах страны, портреты примечательных людей, встретившихся автору, взаимоотношение государства и церкви, десакрализация политики и политизация религии, христианство и биоэтика, православный рок-н-ролл, комментарии к статистическим данным, суть и задачи религиозной журналистики…Книга будет интересна всем, кто любит разбираться в нюансах религиозно-политической жизни наших современников и полезна как студентам, севшим за курсовую работу, так и специалистам, обременённым научными степенями. Потому что «Соборный двор» – это кладезь тонких наблюдений за религиозной жизнью русских людей и умных комментариев к этим наблюдениям.

Александр Владимирович Щипков

Религия, религиозная литература
История Христианской Церкви
История Христианской Церкви

Работа известного русского историка христианской церкви давно стала классической, хотя и оставалась малоизвестной широкому кругу читателей. Ее отличает глубокое проникновение в суть исторического развития церкви со сложной и противоречивой динамикой становления догматики, структуры организации, канонических правил, литургики и таинственной практики. Автор на историческом, лингвистическом и теологическом материале раскрывает сложность и неисчерпаемость святоотеческого наследия первых десяти веков (до схизмы 1054 г.) церковной истории, когда были заложены основы церковности, определяющей жизнь христианства и в наши дни.Профессор Михаил Эммануилович Поснов (1874–1931) окончил Киевскую Духовную Академию и впоследствии поддерживал постоянные связи с университетами Запада. Он был профессором в Киеве, позже — в Софии, где читал лекции по догматике и, в особенности по церковной истории. Предлагаемая здесь книга представляет собою обобщающий труд, который он сам предполагал еще раз пересмотреть и издать. Кончина, постигшая его в Софии в 1931 г., помешала ему осуществить последнюю отделку этого труда, который в сокращенном издании появился в Софии в 1937 г.

Михаил Эммануилович Поснов

Религия, религиозная литература