Саттри

Стоя у ларька Тёрнера, Саттри глазел в длинные стеклянные дроги. По тяжелым скошенным панелям в их никелированных и фаянсовых пазах сбегали бусины воды. Внутри на подложке из толченого льда, тускло освещенного и слегка увешенного гирляндами веточек петрушки, лежал сом с девятидюймовой обеденной тарелкой во рту. Все время подбредали старики, заглянуть туда и что-нибудь сказать. У широкого желтого бока рыбины притулилась маленькая карточка. На ней говорилось: Пойман в реке Теннесси 9 июня 1952 года. Вес 87 фунтов.

Утро, Саттри, сказал рыботорговец.

Ты где, к черту, это раздобыл?

Сегодня утром какой-то индеец принес. Ну и рыбина, а?

Сома крупнее я никогда не видел.

Чуть раньше старый Берт Винсент подходил, сказал, что и лично он больше рыбины никогда не видал.

Полагаю, сегодня утром тебе больше рыбы не нужно.

Сегодня – нет.

Саттри прошел рыночное здание и со своей рыбой вынырнул к городку черномазых.

Вечером он смотрел, как индеец снова выплыл к своему единственному перемету под железнодорожной эстакадой. И обратно. Он подработал против волны в синей тени под откосом, и его унесло с глаз прочь. Восемьдесят семь фунтов, пробормотал Саттри.

На утреннем прогоне по течению он искал глазами плоскодонку индейца. Увидел, как она привольно болтается под отвесной скалой южного берега. В лозах по всему обрыву застрял мусор, а наверх углами серпантина шла тонкая трещина, пока не добиралась до обода пещеры в сотне футов над рекой. Оттуда сверху наблюдал рыболов. Саттри поднял руку. Фигура на утесе сделала ответный жест. Саттри опустил весла в воду и поплыл дальше.

Когда вновь поднялся по реке, индеец чистил рыбу на камне у подножия утеса. Увидев Саттри, встал и глянул вверх на пещеру, и вытер руки о джинсы.

Саттри подвел ялик к стороне скалы и потабанил внутренним веслом. Среди валунов там была мелкая заводь, и со дна сквозь заиленную воду бессчетные рыбьи головы пялились на полосатый солнечный свет мира, для них мертвого. Кольца кишок покачивались в сумраке, и злобно отсвечивало несколько жестянок. Здрасьте, сказал он.

Эй, ответил индеец.

Как идет?

Нормально.

Видел синего сомика у Тёрнера. Непонятно, как вам удалось втащить его в лодку.

Ага, ответил индеец.

Саттри окинул взглядом воду, а затем вновь поднял взгляд на индейца. Высокий чужак с охряной кожей, разбитые в хлам башмаки, жалкая одежка, трубы-колени и локти не заплатаны, а просто стянуты грубыми стежками. Приколотыми к рубашке и соединенными утяжеленной проволокой он носил пару фарфоровых глаз, какие некогда болтались в черепе куклы.

Я живу вон там выше по реке, сказал Саттри. Сразу над мостом в первом плавучем доме.

Индеец кивнул. Я тебя видел, сказал он. На солнце его самостриженные волосы выглядели синеватыми, а глаза были черны. Саттри не мог сказать, смотрит он на него или же на свои башмаки.

Я вот такой размер ловлю. Саттри приподнял самого маленького сомика в лодке.

Наживки хочешь?

Наживки?

Ну да.

А что у вас?

Погоди, я тебе принесу.

Саттри наблюдал за ним, подрабатывая веслом, чтоб не потерять течения. Тот взобрался по откосу, как козел.

Вернувшись, протянул вниз Саттри банку. Тот взял ее, и осмотрел, и повернул против солнца, и открутил крышку, и понюхал. Черт бы драл, сказал он.

Индеец присел на камень на корточки, чтобы присмотреться к нему, а теперь шлепнул себя по бедру и захохотал.

Обосраться, сказал Саттри. Он нахлобучил крышку обратно на пакость.

А ты не нюхай, ухмыляясь, сказал индеец.

Ты мне теперь это говоришь. Он отставил банку в вытянутой руке. А на крючке держаться будет?

Еще б.

Ну. Спасибо. Может, и я себе поймаю какого-нибудь здоровенного пропердола.

Еще б, сказал индеец.

Саттри поставил емкость на банку и оттолкнулся от камней. Еще раз спасибо, сказал он. Заглядывай.

Индеец встал, и сунул руки в карманы, и слегка дернул подбородком. Ладно, ответил он.

На следующей неделе Саттри его не видел. Чокнутая лодка пропала. Саттри попробовал наживку, но аромат ее, тошнотворная вонь блевотины, был выше его сил. Налепив ее на крючки, он вновь и вновь мыл руки. На третье утро поймал двух черепах, и отправил банку опускаться в мышиного цвета воду за последним растопырившимся переметом, и вернулся к свой прежней нарезке и тестяным шарикам.

Утром в понедельник кто-то постучал ему в дверь, и он, выйдя в рассветный озноб, обнаружил там индейца. На нем был тот же самый наряд, те же башмаки. К карману все так же пришпилен тандем глаз. Эй, сказал он.

Заходи, произнес Саттри.

Как тебе с наживкой?

Нормально. Все время черепахи клевали.

Эгей. Черепахи. Кусачки, э?

Ага. Головой не стукнись.

Индеец пригнулся, и вошел, и повернулся.

Садись. Саттри неопределенно показал в темный интерьер.

Их есть хорошо, сказал индеец. Лучше мяса не бывает.

Ну, да. Только стряпать хлопотно.

Приноси мне. Я покажу как.

Кофе хочешь?

Ну да.

Через минуту будет. Заходи, садись.

Индеец сел на шконку и скрестил ноги.

Я тебя пару дней не видел.

Да.

Саттри зачерпнул из ведерка в кофейник воды и зажег горелку. Отмерил кофе. Я раньше знал одного старика, тот стрелял черепах на реке. Но никогда не видел, чтоб мясо их продавалось.