Ага, ну. Я иногда продаю.
Саттри поставил кофейник на горелку, и закрыл крышкой, и подбавил пламени. Снял с полки запасную чашку. В ней съежился дохлый паук, и он вытряхнул паука в мусорку, и сполоснул обе чашки. Когда кофе взбух, налил обе чашки до краев, и повернулся, и протянул одну индейцу.
Тот сурово принял чашку и подул на нее. От него густо несло кислым духом древесного дыма, и тавота, и рыбы. Редкие усики на гладкой коже. Руки жилистые, с долгими мышцами, синими венами.
Я никогда такого не ел, сказал Саттри.
Такого какого?
Черепахи.
Заходи ко мне как-нибудь, я тебе сварганю.
Ладно, сказал Саттри.
Индеец присербывал кофе и рассматривал Саттри поверх обода чашки суровыми черными глазами. Меня в тюрьму загребли, сказал он.
Когда?
На прошлой неделе. Только вышел.
За что тебя так?
Босячество. Сам знаешь. Меня уже заметали.
Как откинулся?
Дали мне подмести. Дали прибраться, а потом выпустили. Я сегодня утром прихожу, а лодки нет.
Где ты ее оставлял?
Да прям тут. Небось какие-то мальчишки взяли.
Ты ее искал?
Ага.
Саттри наблюдал за ним. Что ж, сказал он. А давай-ка сядем в мою лодку и поглядим, не увидим ли где твою.
Я тебе заплачу.
Да ладно.
Он взял ботинки и носки. Эти речные крысы сопрут все, что не приколочено.
Могли и потопить.
А потонет?
Если камней навалить.
Саттри покачал головой.
Они спустились по реке, Саттри греб, а индеец вычерпывал, склоняясь друг к другу каждый за своей работой.
У них там был ух какой чертяка черномазый, сказал индеец.
Это где?
В тюрьме. Здоровенный такой. По всей каталажке сцепились с ним. Входят туда и давай по башке ему стучать палками своими. А он немного погодя в себя придет и давай их снова по маме крыть.
Саттри придержал весла.
Некоторым попкарям он точно шишек набил, сказал индеец.
А откинулся?
Ага. Кто-то вчера пришел и его вытащил.
Саттри погреб дальше.
Они миновали последний мост и поплыли по излучине. Следили за берегом.
Это же не она, да? спросил Саттри показывая.
Индеец прикрыл глаза козырьком ладони. Нет, ответил он. Просто какой-то мусор.
Саттри промокнул глаза о плечо, пожав им, и продолжал.
Хочешь, я немного погребу?
Не. Нормально.
Плоскодонку они нашли притопленной на мелководье у головы острова. Саттри подгреб к ней и потабанил. Индеец встал.
Пробита? спросил Саттри.
Нет. Кажется.
Должно быть, они все еще на острове.
Индеец обозрел парящие просторы камыша и ивы. Илистую отмель, как птичка в тире, переходил чибис. Саттри выбрался из лодки с концом в руке, и они вытянули ялик на сушу.
Вверх по острову через бурьян ползла тропинка. Они двинулись по ней осторожно. Кружили и кричали красноплечие трупиалы.
Выбрались на росчисть, где кострище отмечали обугленные палки и почернелые камни. Несколько пустых банок от фасоли. Они обошли поляну.
Похоже, сбежали, сказал Саттри.
Ага.
Далеко не могли уйти.
Пусть идут, сказал индеец.
Да?
Ну.
Ладно.
Они повернулись и гуськом ушли с поляны, Саттри вслед за индейцем. С верхушек камыша то и дело взмывали стрекозы, словно маленькие китайские воздушные змеи.
Имя твое какое? спросил Саттри.
Индеец обернулся и посмотрел. Майкл, ответил он.
Тебя так и зовут?
Он снова повернулся. Нет, ответил он. Зовут Тонто, или Дикарь, или Вождь. Но имя мое Майкл.
У меня имя Саттри.
Индеец улыбнулся. Саттри подумал было, что сейчас остановится и пожмет ему руку, но тот не стал.
Они вытащили плоскодонку и вычерпали из нее воду, и Саттри столкнул ее на бледно-бурые воды. Индеец взял весла и развернул ее носом вверх по течению. Что я тебе должен? спросил он.
Ничего.
Что ж. Заглядывай, я тебе черепаху сварганю.
Саттри поднял руку. Ладно, ответил он. Осторожней с легавыми.
Индеец макнул весла в реку и погреб прочь.
Саттри ступил в свой ялик, и дошел до кормы, и одним веслом оттолкнулся от низины. Лоскутная плоскодонка индейца вскоре оказалась уже сильно выше по реке, свет мигал на взмахах, где те прерывались, и собирался вновь на прибитых расплющенных жестянках. Саттри опустил свои весла в воду и двинулся вверх вдоль острова по протоке. Присматривался к следам воров по берегу, и увидел в ивняке нос мускусной крысы, и увидел выводок молодых цапель, разевавших рты из своего пухового гнезда в камышах, клювы-колоски и жилистые глотки, розовая плоть и перья-булавки, и бескостные ноги раскинуты во всю длину. Он взял ближе к берегу приглядеться получше. Такие любопытные узкие тварюки. Когда он с ними поравнялся, мимо его ушей пропел камень. Он пригнулся и глянул на береговой папоротник, но не успел прийти в себя, как другим камнем ему попало в лоб, и он упал навзничь в лодку. Небо покраснело и взмыло ввысь, и все пошло завитками, как подушечка очень большого пальца, а зубы его сзади онемели, и на них будто бы захрустел песок. Одно весло выскользнуло из уключины и уплыло.