После того, как сновавшие за спинами пирующих с амфорами заморского вина полтора десятка слуг наполнили поднятые над плечами чаши, Палак предложил выпить первую чашу за победителей сегодняшней гонки - юного сына вождя напитов Савмака и его великолепного вороного. Все дружно осушили одним духом наполненные до краёв чаши за самого быстрого коня и наездника Скифии. Затем Савмак, получив лёгкий толчок локтем в бок от отца, пока слуги вновь наполняли чаши, срывающимся от волнения голосом пообещал объездить и подарить царю Палаку лучшего жеребчика от своего Ворона и царской белой кобылы, и сказал, что пьёт за здравие и славу царя Палака и всей царской семьи. Громко прокричав славу царю Палаку, вожди запрокинули головы и вылили вино из вместительных чаш до последней капли в широко раззявленные волосатые рты. И потом дружное чавканье четырёх десятков измазанных жиром ртов раз за разом прерывалось здравицами то в честь вождя Скилака и его семьи, то в честь доблестных братьев царя.
Иненсимей предложил выпить за победу над Боспором, чтобы Палак стал таким же полновластным хозяином на Боспоре, каким его великий отец был в Ольвии и Херсонесе. Когда все, возбуждённо прокричав пьяными голосами: "За победу над Боспором!", опрокинули чаши в разъятые воронки ртов, размякший и расчувствовавшийся Палак предложил позвать гусляра и послушать песню о победе царя Иданфирса над персом Дарьявушем. Пьяный хор голосов потребовал позвать в шатёр Гнура. Но вместо старого Гнура, отправленного Палаком сочинять на покое песню о Скилуре, в круг вождей робко протиснулся подросток Максагис, чей тонкий звонкий голос куда лучше подходил для того, чтобы ласкать слух молодого царя, нежели осипший от пьянства старческий рык растерявшего зубы Гнура. Присев спиной к опорному столбу, лицом к царю, юный гусляр зарокотал тонкими проворными пальцами по струнам и запел любимую скифскую былину.
К этому часу Савмак, слишком ещё хлипкий, чтобы состязаться с матёрыми вождями в выпивке, совсем окосел. Влив с себя через силу то ли шестую, то ли уже седьмую по счёту чашу за победу над Боспором (за это нельзя было не выпить) он прислонился отяжелевшей головой к отцовскому плечу, закрыл глаза и отключился.
Дослушав песню, Скилак тихо попросил у царя дозволения Савмаку покинуть пир. Глянув на бесчувственного юношу, Палак удовлетворённо осклабился:
- Да-а... Пить по-взрослому твой сы-ын ещё не научился... Ну-у ничего... мы научим. Хэх-хе-хэ!
Подозвав стоявшего за спиной слугу, Палак велел отнести перебравшего юношу в шатёр вождя напитов.
Савмак очнулся оттого, что кто-то настойчиво тормошил его за ногу, и, не разлепляя намертво слипшихся век, что-то глухо промычал в нос.
- Савмак, проснись... Савмак, вставай, - услышал он, будто из-под земли, чей-то странно знакомый голос (он никак не мог вспомнить, чей). - Слышь, Савмак! За тобой пришёл Тинкас - тебя зовёт к себе царь Палак! Давай, скорее вставай!
Савмак наконец узнал голос младшего брата Канита. Произнесенные им имена Тинкаса и Палака, с трудом дойдя до сознания, заставили его разлепить с усилием глаза и судорожно вскинуть голову, отчего верхнюю часть головы от бровей до затылка, будто железным обручем, сдавила боль. Вокруг царил полумрак, в котором он с трудом различил стоявшего на четвереньках у его ног Канита. Глухо застонав, Савмак спросил:
- Где я?
- В шатре нашего отца. Ну ты и нализался, хе-хе-хе!.. Давай, вылезай - Тинкас ждёт!
Ухватившись за поданную братом руку, Савмак с трудом встал на непослушные ноги и, пошатываясь, вышел из шатра.
В утыканном островерхими шапками шатров небе, под низкими длинными тонкими облаками, похожими на пропитанные разлившимся вином покрывала, догорал рубиновый закат. Канит не врал: в пяти шагах от шатра в самом деле высилась на массивном красном коне среди обступивших его напитов широкоплечая фигура царского бунчужного. Взглянув на едва стоящего на ногах Савмака, богатырь снисходительно ухмыльнулся.
Чувствуя во рту сухость и гнусный блевотный запах и заметив стоявшего сбоку с бурдюком наготове Тирея, Савмак попросил воды. Вынув деревянную затычку, тот поднёс узкое костяное горлышко к губам Савмака, не выпуская тяжёлый козий мех из рук. Жадно вылакав добрую четверть имевшейся в бурдюке воды, Савмак подставил под струю ладони и с наслаждением ополоснул прохладной влагой смятое лицо, затем нагнулся, и Тирей щедро полил ему темя, затылок и шею. Сразу почувствовав себя лучше, - головная боль поутихла, в голове заметно прояснилось, - Савмак ощутил, что его переполненный мочевой пузырь вот-вот лопнет. Поспешно обойдя шатёр, он наткнулся на саврасого мерина Тирея, за которым стояли на привязи отцовский Серый и, чуть дальше, облитая пунцовым закатным светом молодая кобылка - его награда за выигранную сегодня скачку.
- А где Ворон? - встревожено обернулся Савмак к следовавшему за ним Каниту.
- Отец отправил его с Ашвином на пастбище, - поспешил успокоить брата Канит.
- А-а... Ну ладно.