Савмак. Пенталогия (СИ)

  - Ну, ты без войны не останешься. Через год отправлю тебя в набег на полунощных лесовиков, - пообещал Скилак.

  Канит лишь жалобно шмыгнул носом, поняв, что дальше спорить бесполезно - отец своего решения не изменит. Сидевший на коне неподалёку с забинтованной рукой на перевязи Ишпакай попросил у вождя дозволения проводить войско до речного обрыва. Скилак дозволил. Поехав по рядам, Ишпакай и Канит стали прощаться с родными и друзьями.

  Отпустив плечи Канита, Савмак сунул ему в руку повод своей белой кобылы, попросив с мягкой сочувствующей улыбкой к своему возвращению хорошенько её объездить. Канит обещал.

  - Не переживайте, братаны! - весело хлопнул Ишпакая пятернёй по здоровому плечу восседавший рядом с Савмаком Скиргитис. - Похоже, наш молодой царь любит войну. Чует моё сердце, что одним походом на Боспор дело не обойдётся. Так что и для вас вражеских голов хватит.

  - Хорошо бы, - вздохнул, отъезжая, Ишпакай.

  Когда, наконец, вслед за обозом и хабеями, напиты последними двинулись с места, Ишпакай и Канит в скорбном молчании поехали по обочине рядом с братьями. Проезжая мимо города, Савмак рыскал взглядом по гребню башен и стен, надеясь среди сотен мужских, женских и детских лиц, с завистью, грустью и восторгом глядевших с высоты на уходящее на войну войско, увидеть где-нибудь между зубцами знакомое лицо Сенамотис. Но, увы! Царевна либо уже покинула южную стену, либо следила вместе с царской роднёй за уходящим на восход войском со стены Царской крепости...

  Ворота постоялого двора Сириска в этот день были наглухо закрыты. Херсонесские и боспорские шлюхи и их хозяева тихо, как мыши в норах, сидели в своих комнатах. Проезжая мимо, Эминак предложил взять шлюх в обоз, но Палак, после недолгих раздумий, к досаде старших братьев и племянников, ответил, что скоро его воины добудут на Боспоре множество женщин. А что они проведут несколько ночей без баб, так тем лучше: злее будут в бою!

  Возле спуска к реке Канит и Ишпакай распрощались с отцами, дядьями и братьями и отвернули налево. Проехав сквозь стоявших в несколько рядов на высоком берегу между горловиной спуска и юго-восточной башней молодых скифских женщин, провожавших своих мужей (многие держали на руках маленьких детей), и малолеток обоего пола, юноши остановили коней на самом краю обрыва и стали молча глядеть, как хабеи, а за ними напиты, с реющими над головами вождей племенными бунчуками выезжают рысью из расщелины к плотине и скачут на ту сторону. Толпа женщин и детей над обрывом стала помалу редеть. Но Ишпакай и Канит продолжали недвижимо сидеть на застывших на краю пропасти конях и глядеть тоскливо в даль. И лишь когда последние ряды напитов исчезли за косогором, они развернули коней и неохотно порысили в противоположную сторону.

   6

  Выступив со Священного поля около двух часов пополудни, Палак рассчитывал в первый день похода дойти до Ситархи - последнего скифского города перед боспорской границей. Но размокшая от дождей дорога, вышедшие из берегов бурлящие реки и ручьи, то и дело попадавшиеся на пути, и надвинувшаяся невдолге с востока темень сильно затруднили продвижение войска. Когда сумеречный день почти сразу превратился в непроглядную ночь, Палак выслал вперёд два десятка воинов с факелами, зажжёнными в попавшемся на пути селении, и продолжил ночной марш, решив придерживаться намеченной цели несмотря ни на какие препятствия, как это делал македонский царь Александр, взятый им за пример для подражания. Когда тускло мерцавшие в дождевой пелене факелы передних всадников осветили, наконец, наглухо закрытые ворота Ситархи, по ощущениям голодных и усталых воинов прошло уже добрых полночи.

  Вождь ситархов Агафирс пригласил царя, царских братьев и приближённых в свой дом - перекусить, обогреться, обсушиться и поспать в тепле. Пять тысяч сайев нашли приют и укрытие от дождя в домах, хлевах, сараях разбуженных неистовым собачьим гвалтом жителей крепости и пригорода. Племенным дружинам, продолжавшим подходить к Ситархе ещё в течение доброго часа, повезло куда меньше: им пришлось ставить шатры на мокром лугу вдоль дороги и ложиться спать на голодный желудок на снятых с коней мокрых чепраках, не снимая промокшей одежды, согревая друг друга теплом собственных тел, - всё из-за глупого, как считал Марепсемис, упрямства Палака, не остановившегося на ночлег, когда только начало темнеть, и дождь ещё не разгулялся.

  Глядя с высокой спины Ворона на охваченную огнём скалу Ария (жар от огромного костра, несмотря на то, что воздух был насыщен холодной влагой, ощущался даже за сотню шагов), Савмак, как, наверное, и все 50 тысяч истомившихся ожиданием воинов, испытал огромную радость и прилив сил оттого, что война с Боспором таки будет. Восторженно крича вместе со всеми: "Слава Арию! Слава Палаку! Смерть боспорцам!", Савмак мысленно просил грозного бога, чтобы тот помог ему убить побольше врагов и прославиться на этой войне; чтобы отец, братья и все сородичи вернулись домой в Тавану со славой и богатой добычей.