Проводив его помутившимся от выступивших слёз взглядом, Делиад оглянулся в поисках Ламаха и увидел, что тот лежит лицом вниз на обочине дороги, шагах в десяти от него, и ожесточённо рвёт скрюченными пальцами мокрую траву. Левая ступня декеарха в коричневом солдатском скифике была неестественно вывернута. Поднявшись с земли, Делиад вприпрыжку захромал к Ламаху, ступая на пятку левой ноги, а растоптанные копытом пальцы держа на весу.
- Ламах! Что случилось?!
- А-а! Колесо... раздавило мне ногу, - корчась от невыносимой боли, прошипел декеарх сквозь крепко стиснутые зубы.
В этот день с самого утра из города тянулись вереницы тяжелогружёных телег, кибиток, шли гурты овец, коз, коров, свиней, подгоняемые пешими и конными горожанами, несли поклажу рабы: многие землевладельцы, не дожидаясь гонца от царевича Левкона, спешили вернуться в свои усадьбы. Среди шедших и ехавших в клеры от Больших ворот горожан, равно, как и среди наблюдавших за укрощением строптивого коня воротных стражей неудача, постигшая сына номарха Лесподия и его сурового декеарха, с перебитым, свороченным набок носом, поначалу вызвала весёлое ржание, которому позавидовал бы и вырвавшийся на волю скифский жеребец. Но затем те, кто оказался ближе, поспешили на помощь пострадавшим, а двое ехавших верхом парней поскакали к остановившейся на полпути к Деметриной горе телеге. Завернув мирно щипавшую рядом с козами у подножья крепостной стены траву гнедую кобылу, они галопом пригнали телегу назад к перекрёстку.
Ламаха осторожно положили на устилавшую дно телеги солому. Делиад пообещал драхму тому, кто поймает и приведёт на хрисалискову конюшню убежавшего вороного. Забравшись на облучок, он развернул телегу и с размаху опустил плеть на широкий круп кобылы. Та с перепугу рванула с места бешеным галопом. Желая как можно скорее доставить страдавшего со сломанной в двух местах возле щиколотки ногой Ламаха к домашнему врачу Исарху (да и его отдавленные копытом пальцы болели ужасно!), Делиад свирепо хлестал кобылу плетью, вымещая на ней злобу на непокорного вороного. Тряска на каменистой дороге отдавалась в сломанной ноге Ламаха ещё большей болью.
- О-ох, Делиад! Не гони! Потише!
Сдержав переполнявший его гнев, Делиад натянул вожжи и весь дальнейший путь до Малых ворот проехал рысью, а по щербатым городским улицам - и вовсе шагом.
Послав одного из конюхов за носилками для Ламаха, Делиад вкратце рассказал Аорсу, что произошло, и вручил ему драхму для того, кто приведёт Ворона. Из расположенной по другую сторону пропилона казармы прибежали узнать, что случилось, воины ламахова десятка. Пришлось Делиаду, смущённо отводя глаза и краснея, повторить свой рассказ.
Наконец вернулся конюх, приведя четверых рабов с носилками (в усадьбе Хрисалиска имелось аж четверо крытых женских носилок - двое одноместных, и столько же двухместных, - украшенных каждая на свой манер великолепной резьбой и позолотой). Раздвинув парчовые занавески, соматофилаки бережно переложили своего декеарха с телеги в носилки и рабы понесли через центральный вход его в дом. Делиад, сильно припадая на левую ногу, поковылял на Малый двор более коротким и малозаметным путём через конюшню.
На Малом дворе их уже ждали предупреждённые о несчастье епископ Пакор и домашний врач Хрисалиска вольноотпущенник Исарх со своим медицинским сундучком. Носильщики по распоряжению Делиада опустили свою ношу у дверей ближайшей от входа гостевой комнаты. Несмотря на испытываемую боль, Ламах ещё находил в себе силы шутить, попросив положить его поближе к нужнику.
По велению Делиада носильщики вынесли из комнаты обитую красно-коричневой оленьей кожей софу, осторожно переложили на неё раненого декеарха и занесли обратно. Исарх - 66-летний маленький узкогрудый сириец с жёлтой кожей, лысой, как колено, головой, бритым, в тонких морщинах, тонкогубым, остроносым лицом и спрятанными глубоко в глазницах круглыми угольно-чёрными глазами - хотел первым делом заняться отдавленными лошадиным копытом пальцами внука своего хозяина, но Делиад, бросив сочувственный взгляд на простёртого на софе Ламаха - бледного, с мелкой испариной на лбу и тёмными кругами под глазами, - мужественно велел врачу сперва облегчить страдания своего декеарха. Понимая, что Ламах пострадал во многом по его вине, Делиад старался хоть как-то загладить свою оплошку. Помимо связывавшей их общей тайны, за дни войны Делиад ещё крепче сблизился с Ламахом, ставшим для него надёжной опорой. По возвращении в столицу он собирался сделать Ламаха пентаконтархом - своим первым помощником.