- Договорились! - засмеялась царевна и потянулась одновременно с Миннием за фиником. Их руки словно бы невзначай соприкоснулись над мегарской вазой. Сжав легонько в ладони её ухватившие липкий медовый финик пальцы, Минний наклонился и, задержав на секунду взгляд на великолепных перстнях, коснулся жаркими губами её мягкой белой руки.
- Но ещё больше меня удивляет, - продолжила она после того как он отпустил её руку, - для чего ты с таким упорством пытаешься вовлечь свой город в войну со Скифией? - Она откусила финик. - В чём твоя цель?
Согнав с губ улыбку, несколько секунд Минний молчал, сосредоточенно ополаскивая пальцы в серебряной чаше с водой.
- Видишь ли, царевна... - сказал он наконец, подняв серьёзно-задумчивый взгляд на устремлённые на него в ожидании ответа глаза. - Мои десятилетние скитания по свету привели меня к убеждению, что единственная достойная цель для мужчины - это слава и власть. Для незначительных людей вроде меня, кому не посчастливилось явиться на свет в царском дворце, война - единственный способ достичь этой цели... Я уже говорил Формиону, что убеждён, что сумею разбить скифов, отвоевать Равнину и обеспечить херсонеситам достойную, безбедную жизнь. И недавнее поражение Палака на Боспоре лишь укрепило эту мою уверенность. А если я не прав и скифы победят, что ж, тогда Палак, наверное, сделает твоего сына басилевсом Херсонеса, а я заплачу за свою ошибку головой. Но это, по-моему, лучше, чем до конца своих дней прозябать, как большинство людей, в бедности и безвестности. Так что, дорогая царевна, по меньшей мере в том, чтобы довести дело до войны между Херсонесом и Скифией, полагаю, мы с тобой и твоим свёкром союзники. А если так, то почему бы нам не сделать наш союз ещё более тесным, а? - улыбнувшись, подмигнул он собеседнице.
Улыбнувшись в ответ, Мессапия сделала пригласительный взмах. Минний тотчас пересел на диван, сбросил с её ног барсовое покрывало и медленно потянул вверх подол хитона, оглаживая и покрывая поцелуями обнажавшуюся гладкую бело-розовую ляжку и бедро.
- Никак не могу разгадать, кто ты для меня - друг или враг? - ласково ероша пальцами его волосы и косясь на него через плечо, спросила Мессапия.
- А это зависит от тебя, - тотчас ответил Минний, оторвав жадные уста от её аппетитной ляжки и осторожно запустив пальцы в открывшуюся ниже пухлую, мохнатую расщелину. - В твоей власти сделать из меня либо преданного раба (запечатлел он на её упругой шаровидной ягодице горячий поцелуй)... либо злейшего врага (поцеловал он вторую ягодицу)... Выбор за тобой...
Скосив глаза на бесшумно приоткрывшуюся за спиной вожделённо прильнувшего к её пышному заду Минния дверь, за которой всё это время стоял сотник Ситтак, готовый по первому её слову ринуться с обнажённым акинаком ей на выручку, Мессапия медленно поднесла палец к губам, затем, подняв руку, несколько раз взмахнула пальцами. Повинуясь её молчаливому приказу, сотник притворил дверь, с огорчением убедившись, что его защита царевне сегодня не понадобится.
11
Ламах очнулся от хмельного забытья, услышав донёсшиеся сквозь глухой гул прибоя в ушах и пульсирующую под черепом тупую боль девичьи шепотки.
- Ну, Кулия, давай, иди...
- А вдруг он уже проснулся?
Послышался лёгкий шорох шевельнувшегося в дверях полога, и на Ламаха, лежавшего на софе у боковой стены, упал свет горевшей в коридоре лампады.
- Да нет, спит как убитый... Иди смело.
- Я боюсь.
- Трусиха! Зачем тогда села с нами играть?
- Давайте я вместо неё пойду.
- Э нет, Хрисиона! Волчок указал на Кулию, она и должна идти.
- Он такой стра-ашный!
- Пустяки! Спящий он тебя не съест. Ну, давай, смелее, а то мы с тобой не будем больше играть.
Послышался обречённый вздох, и девочка, осторожно и медленно, боясь лишний раз вздохнуть, двинулась на цыпочках к софе, подталкиваемая в спину полными весёлого любопытства взглядами теснившихся в дверном проёме подружек.
Ламах лежал недвижимо на спине с закрытыми глазами, ожидая, что будет дальше, в чём состоит затеянная девочками (судя по тоненьким птичьим голосам, это были совсем ещё малышки) игра. Раскалывающаяся на части голова, противная сухость во рту и переполненный мочевой пузырь живо напомнили ему о вчерашней, затянувшейся до глубокой ночи, попойке с бывшими сослуживцами в одной из вместительных портовых харчевен. Ее хозяин Мамий, давний добрый знакомый Ламаха, радый вдруг свалившемуся на него посреди зимней спячки крупному заказу, сделал новому гинекономарху хорошую скидку на еду и вино; шлюхам же, слетевшимся в этот вечер в ксенон Мамия, как мухи на мёд, участники гулянки платили из своего кармана. Но откуда здесь эти малявки? Наверное, дочери Мамия.
Подойдя к изголовью (Ламах уловил нежный девичий аромат), девочка замерла в нерешительности.
- Ну же, целуй! - послышался от двери требовательный шёпот.
Почувствовав робкое прикосновение к своей колючей скуле мягких девичьих губок, Ламах в тот же миг, резко вскинув свисавшую к полу левую руку, обхватил девочку выше колен за тонкие ножки, притянул к себе и открыл глаза.
- Ага! Попалась пташка!