Сборище рассказов

– Слушай, сестра. Вот тут у окна рядом со мной стоят два чморя. Когда я вернусь? Я ж еще три года должен пахать у нынешнего хозяина. Пацаны тоже. Если не убьют, может, устрою побег этим летом. Вот тут этот идиот, у него брат из Злых. Надо с ним связаться…

Мой собеседник тихо шипит в его сторону:

– Ты, раб, не бросай в мою сторону камни. Мы с тобой не знакомы.

Раб не обращает на его слова никакого внимания и продолжает болтать по телефону.

Я дарю ему свою книжку и из любопытства все-таки спрашиваю:

– А что это правда что ли? Ты вроде говорил, что твой брат ничего не делает, домохозяин.

– Да, это все неправда, врет он, раб эдакий, откуда он вообще про нас знает.

– А Нина, жена твоего брата ведь тоже простолюдинка, хоть и принцесса заморская.

– Нина к нему из интернета приехала за три девять земель. Никаких способностей я за ней не замечал.

– Кха! Хочешь сказать, что она стала спокойной гаванью для неугомонного пирата?

– Кха два раза! В Якутии пиратов нет.

– По мне так, лучше…

– Ты-то сама уж точно не гавань.

– Перебил, елкин.

Мы молчим минуты три. Раб курит вместе с нами. За окном пролетает белая чайка. Недавно она пыталась выклевать мне глаза. Я думала, она хочет что-то мне сказать, подняла голову и засмотрелась в ее белое тельце. Остались шрамы на правом веке. Вкратце рассказываю ему. Раб цокает, качает головой:

– А ты дура что ли, сестра? Белая чайка, которая патрулирует ближайший столб? Ну, ты чумная. Когда на нее смотришь, обязательно надо надевать черные очки, даже когда она не обращает на тебя внимания.

Я хотела было расспросить его подробнее, но мой собеседник грубо дает ему пинка под зад:

– Вали отсюда, раб! Итак, мой последний табачок извел. Видишь, у нее волосы стали белые.

– С таким, брат, побелеешь! Сестра, не забывай про очки!

Немного пошатываясь, он уходит к остальным рабам.

– А он прав. Ты ничем не лучше раба.

– Конечно. Хуже! Ведь мой брат – злодей.

– Так-таки злодей. Чистосердечное признание.

– А что ты умничаешь? Ты тоже не лучше раба.

– Хуже. И у меня нет брата-злодея. И я тебя убью когда-нибудь.

– Это всего лишь слова! Кишка тонка.

– Ну, ладно, опять оскорбления. Вот твои бумаги. Я пойду запускать бумажного змея.

Там, где пасется табун лошадей, я делаю большой крюк. И иду через водопады. Вовсе я не взяла с собой никакого змея. Зато взяла рогатку. Буду подстреливать ими воронов. Да они не попадаются. Все грачи, да вороны. Как-то я наблюдала, как они зимой купаются в снегу в лесу, и пытаются изображать голоса других птиц.

Гадство! Они все спрятались. Не хотят сегодня ничьей смерти. Я хотела кормить их черными телами белое тельце чайки, охотника за глазами. Черные очки, говоришь. Кровь, кровь. Вот, что ему нужно!

– Что-то ты сегодня совсем устала.

– Да запарилась с этим змеем.

– Не ври. Я наблюдал через бинокль со сторожевой башни. Опять все пальцы изодрала в клочья.

– Не твоя забота. Лучше позаботься о моем платиновом кольце.

– Ну, ты и грубиянка. С такими пальцами не то, что к февралю, к марту не успеем.

– Тогда уже все.

– Что все?

– Ну… Не знаю. Со мной всякое может случиться.

– Да-да-да-да. Помнишь, как мы тогда смеялись: «моим стихам, написанным так рано, что и не знала я, что я поэт»…

– Да-да-да-да. «Кладбищенской земляники крупнее и слаще нет».

Есть у меня несколько любимых могилок. Камни с надписями стерлись. Недавно это было. Но время – такая штука, что быстро уносит все в забвение. У меня волосы на затылке встают дыбом. Не от страха. От чего-то очень великого, старого, первозданного.

«Прохожий, остановись» – говорят они. И я останавливаюсь. Ложу свой лук на нежную зеленую траву и часами сижу подле, терпя жару, слепней и тревогу. Мимо проезжает всадник. Конь его, как торт зебра, испеченный тем самым ученым. Лошадь шамана. Без шамана. Этот человек верхом на тебе такой же простолюдин, как Нинка-простынка, Денис-почему-прокис и я-я-я-я-я-я-я-Я.

Старики поговаривают, что если надеть на глаза такой лошади черные очки, снять всю конскую сбрую, и отпустить часок погулять при полной луне, то через девять дней она может (вовсе это и не обязательно) родить человеческое дитя, которое, может быть, будет (вовсе не обязано) из той крови, из какого теста сварен якобы его брат-злодей.

Мне сразу же тогда захотелось украсть ту лошадь. Полгода миловать ее на свежей травке, устроить для нее длительное лето. И черные очки я прикупила бы у того раба. И белое тельце чайки-охотника, выкормленной на мясе воронов, дала б.

Но мне всего лишь 14 лет тогда было. А это несовершеннолетие тогда было. Значит, дела б не удались.

– Так, где же мое кольцо помолвки? Где мое кольцо? Где мое кольцо из платины? Где оно?

– Фуфф… неприятно. Ты ведешь себя так, как будто хочешь выйти замуж.

– А где мое кольцо? Где мое кольцо помолвки? Ведь уже конец января.

– Смотри! Я вижу. У твоего оленя отвалился рог.

– Да. А где мое кольцо? Где мое кольцо?

– Аааа!!! Вот оно!

Денис берет фольгу из-под шоколадной конфеты. Он сделал из нее на скорую руку колечко. Я протягиваю жадно правую руку. Раб поет нам свадебный марш. И мы обручены. Закольцованы. Скованы.

– Ну, все. Ты успокоилась?