— Он бесконечно страдает… Из его глаз, горящих пламенем вулкана, текут скупые, но опасные слёзы. И слёзы эти оставляют глубокие борозды на его щеках и на его сердце. Никогда не забудет Царь Обезьян эту обиду. Теперь он, лишённый контроля и покровительства богини Гуаньинь, сделает всё, чтобы наказать тех, кого он посчитает виновниками своего постыдного поражения.
— У него что, прямо шрамы теперь на щеках будут? — на всякий случай переспросил Егорка.
Хуань Лун лишь недоумевающе вскинул длинные брови.
— Да какие шрамы! — шикнул Гаврюша. — Энто же метафора! Или гипербола?! Да кто их тут разберёт! Специально он преувеличил, чтоб мы тут испереживались все. Энто же Китай! Тут всегда всё сказанное какое-нибудь другое значение имеет. Не бери в голову, смотри вон лучше.
Капитан Красивый подумал, махнул рукой и кивнул. Действительно, если маленькому ребёнку пытаться объяснять все эти странные заграничные правила, то так и уснуть со скуки можно. Уж лучше тайком у Аксютки пару жареных кузнечиков попробовать. Что он и сделал.
А в это время на поле маленькими шажками вышли десять китайских девушек, тонких, белокожих и черноволосых. Все они были одеты в голубые платья с розовыми юбками и длинными-предлинными розовыми рукавами, которые, свернув в рулоны, девушки несли перед собой.
Оркестр заиграл национальную музыку на местных китайских инструментах, и начался танец. Девушки раскачивались, выгибаясь в разные стороны, изредка чуть приподнимали ноги и постоянно размахивали руками, то замирая, то кружась вокруг своей оси, то водя хороводы. Периодически они резко подбрасывали длинные рукава вверх, так что розовый шёлк высоко взлетал в голубое небо. Музыка была красивой и медленной, а улыбчивые китайские девушки всё подбрасывали и подбрасывали длинные рукава к облакам…
— Ты храпишь на всю трибуну! — сказала Аксютка, толкнув домового в плечо.
— А?! Чего?! Я не сплю! — Гаврюша распахнул глаза и часто заморгал, озираясь по сторонам и зевая. — Энти девицы скоро ли натанцуются, а, Золотой дракон?
Хуань Лун улыбнулся одними уголками губ.
— Этот танец должен длиться двадцать пять минут по человеческим часам. А по драконьему времени — лишь краткий миг. В этом танце столько динамики! Они так быстро двигаются!
— Быстро?! — не поверил своим ушам Гаврюша.
Егорка весело рассмеялся.
— Хуань Лун, а почему у них такие рукава длиннющие? — поинтересовалась Аксютка, меняя тему, чтобы не обидеть Золотого дракона.
— Да потому, что завязать их надо морским узлом на спине, а ещё лекарств успокоительных дать, чтоб как козы не прыгали! — проворчал домовой, которого опять клонило в сон от этой медленной музыки и плавных движений.
— Это благородный танец юных девственниц, госпожа Аксют Ка, — звонко ответил дракон. — Он иллюстрирует пытливому уму, как медленно облетают цветы персиков бессмертия в саду дворца Нефритового императора на тридцать шестом небе. Посмотрите, как взлетают в небо розовые лепестки, подхваченные ветром! И как стремительно они падают вниз, подчиняясь законам всего земного, когда небесный ветер стихает. Это очень печальный танец умирания весны, но он одновременно и радостен тем, что знаменует начало созревания плодов бессмертия, приносящего с собой мудрость. Молодость и весна быстротечны, но зрелая мудрость подобна вечности, о любознательная госпожа…
— Гаврюша, ты опять храпишь! — Егорка потряс друга за плечо.
— Чего?! А?! Я тут! Что происходит?! — Домовой потряс головой и похлопал себя по щекам, чтобы проснуться. — О! Музыка кончилась?! Отплясали девицы ваши, Хуань Лун, слава всем китайским богам, вместе взятым!
— Вам никогда не понять нашу страну, — печально вздохнул Золотой дракон.
— Ага, Сунь Укун нам то же самое говорит, — вяло отмахнулся домовой. — Кстати, где он? Пошли мы искать дружка твоего, Егорка!
Красивому-младшему показалось, что Гаврюша всего лишь нашёл повод, чтобы встать, как следует потянуться и пройтись, потому что так долго сидеть на трибуне было очень утомительно.
Когда они вчетвером, вместе с Золотым драконом, спустились вниз, на поле как раз выкатили огромный бассейн из прозрачного хрусталя, в котором плескались русалки, шевеля под водой перламутровыми хвостами. А другие русалки, без хвостов, с настоящими человеческими ногами, поднимались по деревянным лестницам, приставленным к бассейну, и готовились к своей части выступления.
— Тебе интересно, как энти мокрохвостки плескаться будут? — как бы между прочим спросил у Егора домовой, оглянувшись через плечо, и продолжил, не дожидаясь ответа: — Ну вот и мне неинтересно. А если рыжей занозе оно интересно, — повысив голос, обернулся он к Аксютке, — то она прямо тут может от нас отсеяться и глаза мне не мозолить!
— Вот чего ты?! — вскинулась девочка. — Чего я тебе сделала? Не выспался, что ли? Хуань Лун куда-то пропал, ты на меня ворчишь, жареный рис кончился, не хочу я на русалок смотреть. А то я их раньше не видела. Пошли лучше психованного обезьяна найдём, пока он тут не натворил чего.
— А Маркс? — вовремя вспомнил мальчик.
— Да что с ним на печке сделается…