Недоумевающий монах только молча раскрыл рот.
— А чё? У меня, между прочим, растущий организм, мне витамины нужны и полезные всякие, как их там… макро… или микро… элементы, в общем! Так вашей бабушке в телевизоре сказали в передаче про здоровье.
— Сочувствую тебе, мастер Гав Рил, — сокрушённо покачав головой, сказал Сюаньцзань. — Моё сердце кровоточит, как и твоё, и нет конца нашим кровавым слезам стыда за наших неразумных учеников…
— О, круть! Обожаю, как вы все тут разговариваете, — завистливо восхитилась Аксютка.
— Ну а ты, светловолосый мальчик с глазами синими, как небо в ясный полдень, готов идти по пути просветления? — с надеждой обратился к Егору монах.
— Меня бабушка и родители ещё туда не отпустили. А так-то я готов! — поспешно заверил монаха мальчик. — Но сначала отпроситься надо… А то бабушка волноваться будет, у нее давление…
— Ну, этот… твой ученик, по крайней мере, уважает старших, мастер Гав Рил… — пробормотал лысый, беспомощно озираясь по сторонам и явно намереваясь удрать.
— Погоди, белый монах, стой! — задержал его домовой. — Ты же рядом с императором и богиней Гуаньинь сидишь?
Монах кивнул лысой головой.
— Так отведи нас к ним! Нам с богиней вашей поговорить надо.
— О чём вы желаете говорить с богиней?
— Да всё о проделках ученичка твоего, — вздохнул Гаврюша и сел на пол, приглашая монаха присоединиться.
Сюаньцзань сел в позе лотоса, положив раскрытые ладони на колени, и приготовился слушать.
— Значит, тут такое дело. Помнишь золотой обруч, который ты ему на голову надел?
Через десять минут наскоро введённый в курс проблем и покрасневший от гнева буддийский монах Сюаньцзань вылетел из раздевалки, направляясь прямиком к трибуне Нефритового императора и богини Гуаньинь. Гаврюша, Аксютка и Егор Красивый еле успевали бежать за ним следом.
— Глупая обезьяна! Наглая, самоуверенная и упрямая обезьяна! Неблагодарная мартышка! — скороговоркой ругался монах на ходу. — А ваша пустоголовая девушка чем занимала свои мысли, когда надевала волшебную вещь, не зная её силы?!
— Сюаньцзань, просветлённый монах, в нашем мире люди не верят в волшебство, — объяснял запыхавшийся домовой. — Люди будущего считают, что это всего лишь сказки и суеверия. Глаша не знала, что энтот предмет волшебный! Считала его обычной побрякушкой, купленной у торговцев за ничтожную плату.
— Глупые люди! Тёмные варвары, забывшие светлые заветы Золотого Будды! — потрясая кулаками, кричал лысый. — Это всё Сунь Укун! Я буду пороть его плетьми из стебля лотоса, запиравшего вход в Гору Пяти Стихий, где он был заточён Буддой за свои злодеяния! Нестерпимая боль будет пронзать всё его тело от каждого удара волшебной плетью!
— Ну ты уж не зверствуй так, Сюаньцзань! — попытался образумить его домовой. — Прекрасному Сунь Укуну и так досталось, расстроен он, что золотой медали его из-за допинга лишили! Хотя какой тархун допинг, а? Обычный лимонад…
Неумолимый монах тем не менее продолжал придумывать страшные кары, которые обрушит на голову Царя Обезьян. А стадион меж тем переключился с художественного плавания русалок под музыку на более интересное зрелище. Даже прекрасные синхронистки других стран, ожидающие своей очереди, не следили за ходом соревнований, а дружно повернули свои фарфоровые головки в сторону трибуны Нефритового императора. Что же там происходило?
А перед трибуной, как Ленин на броневике, на пыхтящей печке стоял в полный рост говорящий кот Маркс. Из трубы валил дым, к печке выстроилась целая очередь за бесплатными пирожками, чем воспользовался баюн для своей пламенной речи.
— Землю — кьестьянам! Фабьики — йабочим! Свободу — найоду! — декламировал кот, потрясая где-то сворованным красным флажком.
Нефритовый император хохотал, утирая слёзы рукавом платья, и подвески на его шляпе тряслись и звенели, стукаясь друг о друга бусинками. Богиня кокетливо прыскала в кулачок, не имея возможности сохранять бесстрастное лицо при таком представлении.
— Пйолеталии всех стьян, соединяйтесь! Наш пайовоз впейёд летит, в Китае остановка! — самозабвенно голосил баюн, у которого, видимо, закончились все лозунги.
— Какой смешной огромный мао! — смеясь, сказал счастливый император. — Так смешно говорит! Так смешно поёт! Я забираю этого мао себе. Иди ко мне, жирный мао! Ми-ми-ми!
— Я вам не ми-ми-ми! — приосанившись, возмутился Маркс. — Я баюн! Великий кот! Обьязованный, айтистичный и учёный!
— Иди-иди сюда, учёный мао! — согласно покивал головой император. — Ты будешь веселить меня в моём Нефритовом дворце, а за это я сделаю тебя высоким чиновником! Ты будешь спать на нефритовой подставке, на шёлковой подушке, расшитой золотом. Ни один мао за всю историю Поднебесной не достигал таких высот, каких достигнешь ты в моём дворце! У тебя будут слуги. Десять слуг! Один слуга будет расчёсывать твою шёрстку, другой чесать тебя за ушами, третий выносить тебя погреться на солнышко, а четвёртый — прятать в тень в жаркий день. Пятый…
— Это наш кот! — внезапно перебил самого императора перепуганный Егорка.
— Ты чего?! — шикнул на него домовой, но было поздно.