Сборник летописей. Том III

Стихи

Еще изо рта у него исходил запах молока,

|S 539| А у него уже являлась мысль о сабле и стрелах.

Он постоянно запускал соколов и так гонял вскачь лошадей, что люди диву давались.

В лето 678 [1279/80], когда Абага-хан для отражения дружины караунов, опустошавших Фарс, направился в Хорасан, он взял с собою Булуган-хатун и Газана. Аргун выехал навстречу, примкнул на служение в Семнане, и отец с сыном снова увиделись. Выступив из Семнана, они охотились в Ахрикухе, что между Семнаном и Дамганом. Газану было восемь лет. Он убил там дичину и, поскольку это была [его] первая добыча, то для помазания жиром[487] его рук на три дня задержались в Дамгане и забавлялись пиршествами и увеселениями. Корчи-Бука, который был мергеном, то есть метко поражал дичь, помазал царевича Газана. Когда [Абага-хан] ехал из Дамгана, он по той причине, что была ранняя весна и трава еще не совсем выросла, приказал, чтобы Булуган-хатун вместе с Газаном поехали дорогой через Мазандеран, а сам отправился на Бистам. Они пошли дорогой на Шахрек-и Нов и присоединились к Абага-хану на луговьях Радкана. Абага-хан двигался на Кейту-Джам и Герат. Аргун-хана он отправил в Гур и Гарчу для отражения караунов. Газан доложил: «Ежели-де будет указ, я поеду и сделаю отцу угощение». Абага-хан одобрил и пожаловал ему один[488] бурдюк собственного вина, чтобы он отправился вслед за отцом. В Баг-и ...[489] под Тусом он ему устроил угощение, простился и вернулся обратно.

Абага-хан отослал Сельджук-хатун в Демавенд, а вместе с ней также Газана. Он призвал Майджу-бахши, отца эмира Тарамдаза, и его мать Тугелтей [?][490] и сказал: «У меня к вам полное доверие и я препоручаю вам Газана как сына. Китаец Ярук-бахши пусть тоже будет с вами. Поезжайте вместе с Сельджук-хатун на летовку в Демавенд, чтобы он [Газан] получил хорошее удовольствие». То лето они провели в Демавенде, а осенью, когда Абага-хан возвращался, Газан в Верамине Рейском прибыл [к нему] на служение. Из большой любви Абага-хан в неурочный час надевал старую шапку и неузнаваемый приходил |A 243b| в шатер Газана. Лежа на постели он играл с ним и его раздевал. Аштай-эгэчи он приказывал не класть ему [Газану] подушки, а также не дозволял, как принято для царевичей, навязывать подушку на седло его лошади. Он приказал сажать его на голое седло, чтобы он закалялся. Тукитай-хатун часто просила: «Ведь у меня нет сына, вот ежели бы государь отдал мне в сыновья Газана, [на то] он судья». Поскольку Абага-хан[491] любил Булуган-хатун и желал, чтобы та ставка [ее] досталась Газан-хану, отвечал: «Его-де отец, Аргун, отдал его в сыновья Булуган-хатун, как можно отнимать». Постоянно он говорил: «На челе этого отрока видны следы могущества и счастья», — и приводил монгольскую поговорку: он словно зуб в брюхе, то есть мягкое брюхо, в котором растет зуб. В играх [Абага-хан] так его и называл.

20 числа месяца зи-л-хиджджэ 680 года [1 IV 1282], когда Абага-хан, вернувшись из Багдада, скончался в Хамадане, Газану[492] было десять лет. Он горько оплакивал событие с ним [Абага-ханом], так что плачем и рыданиями разжалобил хатун и эмиров. После того как Аргун-хан прибыл из Хорасана, явился в ставки в Мераге, а затем, по восшествии Ахмеда, снова вернулся обратно, Газан постоянно находился при Булуган-хатун. В [6]81 году [1282/83] когда Булуган-хатун зимовала в Багдаде, вместе с ней были царевичи Гейхату и Газан. Ахмед находился в Арране, а Аргун приехал из Хорасана в Багдад и ту зиму провел там. Весною Булуган-хатун направилась в Хорасан. Аргун-хан посватался и женился на ней. Газан по обыкновению постоянно пребывал в ее ставке, а во время похода Ахмеда в Хорасан, Аргун пожелал, чтобы он вернулся обратно, согласно тому, как было представлено в повествовании об Аргуне. Он послал Газана к нему [Ахмеду], и [Газан] прибыл к нему в окрестностях Семнана. Ахмед узрел на нем царственную благодать, обласкал его, выказал полное расположение и в Бистаме дал [ему] позволение удалиться. Когда Аргун[493] явился к Ахмеду, у Ахмеда находился Ильдар. Против Аргуна он говорил безумные речи. Газан на его счет проявил такое красноречие, что все остались в изумлении от его прекрасных ответов и вопросов.