Сборник работ. Девяностые

Отправляли ли на них похоронки? Ведь не напишешь же «пал на поле боя… верный воинской присяге». И «пропал без вести» не напишешь. Сколько их было — тысячи, десятки тысяч? Кто они — враги?

Можно, конечно, отнести это к частностям войны, как это мы делали раньше в отношении военнопленных, не называя даже приблизительно их числа. Теперь выяснилось — в плен попало пять миллионов семьсот тысяч человек. Это больше, чем вся наша Красная Армия перед 22 июня 1941 года. А погибло в плену три миллиона триста тысяч человек. Это данные немецких военных историков. Наших исследований не существует, все — под замком.

Указ Президента предписывает правительствам республик, исполкомам Советов, органам Министерства обороны и КГБ СССР, кроме «дополнительных работ» по поиску без вести пропавших, провести за эти же 1991 — 1993 годы те же дополнительные работы «по захоронению останков воинов» и «установлению имен».

Не знаю, ведомы ли Президенту масштабы работы. В лесах Ленинградской, Новгородской, других областей валяются, видимо-невидимо, воинские останки. Оружие, которого сейчас так много на руках, берут немало и на местах боёв — чистят, приводят в порядок.

Далеко не пойдем, возьмем столицу нашу — Москву. Что было символом несокрушимости в боях за нее? Волоколамск, герои-панфиловцы.

3 апреля 1991 года, в день выхода в свет московского выпуска «Известий» с этим материалом, в редакцию пришли две москвички, учитель истории 803-й школы Евгения Иванова и учитель начальных классов школы № 340 Ирина Сипцова. Они руководят поисковыми отрядами.

В деревне Большое Голоперово, где стоял штаб 1077 с. п. панфиловской дивизии следопыты разыскали захоронение командира И. Н. Воронецкого (ночная разведка боем, гибель, орден Боевого Красного Знамени посмертно). Могилы нет, там, где он лежит,— стадо коров гоняют на водопой. Деревня Кузьминское, могилу другого офицера-панфиловца сравнял с землей тракторист.

Деревня Путятино. Огромное братское захоронение, более тысячи человек, — запахано, растет подсолнечник.

Деревня Посаденки, здесь лежат 400 человек. Все запахано, растет клевер, картошка.

Деревня Осташово, запахано массовое захоронение. Растет овес, картошка.

Деревня Юрьево, запаханное захоронение — более 1.000 человек. Растет овес, кукуруза.

Это все — Волоколамский район. Только здесь более ста заброшенных братских могил. Просто холмы без крестов и памятников. Стоят на могилах аммиачные баки, дачные поселки, сооружены автобусные остановки, проложено шоссе. В Истринском районе — тоже более ста таких же брошенных захоронений. В других районах Подмосковья — то же.

Это все — рядом с Кремлем, у нас под окнами.

Когда-то, еще в пятидесятых, было указание объединить могилы, «укрупнить». Что делали — таблички переносили, останки не трогали.

Есть ли какие-нибудь защитники у павших? Есть. В Юрьеве сравнительно недавно хотели запахать братскую партизанскую могилу. Встали на пути старушки, не дали. Поставили синюю ограду, воткнули палку со звездой. В Спасс-Помазкине (все там же, в Волоколамском районе) до второй половины 80-х на братской могиле (более 100 тысяч человек) пасли скот. Ветеран-танкист соорудил ограду, поставил памятник. Могила нигде не учтена.

В очерке «Поле памяти» я рассказывал о жертвах фашистского расстрела под Симферополем — двенадцать тысяч человек. Жертвы фашизма оказались и нашими жертвами: их терзали крымские мародеры, искали золото, другие драгоценности. Кто лежит там? Ни в одном официальном кабинете, ни в одном архиве области мне не смогли назвать ни одного (!) имени. Не в казенных кабинетах, а в частных квартирах выяснял: расстреливали по национальному признаку крымчаков, цыган, евреев; руководителей — партийных и советских; активистов; партизан; пленных моряков. Моряков гнали из Севастополя через весь Крым, в связке по пятеро. На рыночной площади Симферополя их встречали немцы в обнимку с нашими шлюхами. Демонстрировали «мирное население». Моряки, связанные, кинулись врукопашную. Человек тридцать застрелили на площади, остальных погнали ко рву.

Удалось установить тогда несколько фамилий.

Публикация была четыре года назад. За это время не прибавилось ни одного имени.

Сколько таких рвов по стране — сотни?

После публикации позвонил следователь прокуратуры из Ровно Александр Васильевич Косташевский: «Приезжайте…»

Симферопольская история померкла. Здесь в руках правосудия оказались дикари, которые раскапывали могилы с 1945 года… Перебирая могильный прах, искали золото — перстни, браслеты, серьги, рвали у мертвых зубные протезы и коронки. Свободно, без особого риска перекапывали могилы на Западной Украине, в Белоруссии, в России и попались лишь в середине восьмидесятых годов, более чем через сорок лет!

Дикий случай, уникальный.

Но эта частность, как никакая другая, наводит на печальное обобщение: в каком же состоянии наши кладбища…

* * *

Мы совсем забыли Николая Семеновича Бородина. «Дополнительные меры» должны по идее облегчить его поиски и заставить работать начальника Управления по розыску В. П. Фатюхину.