Сборник работ. Девяностые

Потому что жили мы не как все. То, что во всем мире было бедой, у нас — преступлением; то, что во всем мире вызывало сочувствие и сострадание, у нас — подозрение. Помните — недавние анкеты: были ли ваши родственники в плену или за границей? Были ли на оккупированной территории? Ответ: «да» ломал судьбы многих людей.

Не только не искали — скрывали.

Теперь — можно, теперь ищут, пишут. Теперь в Управлении Красного Креста выстроилась длинная очередь тех, кто просит подтверждения, что… был на оккупированной территории, вынужден был эвакуироваться. Поток столь велик, что с сентября 1990 года скопилось 15 тысяч необработанных заявлений.

Заявители вскоре отбывают из СССР, в основном в Израиль. Там эти люди получат большую разовую компенсацию в западногерманских марках за ущерб, причиненный им в связи с эвакуацией во время войны. Правительство ФРГ выплачивает эти деньги пострадавшим гражданам любой страны, кроме нашей. Наша страна все никак не может заключить на этот счет двустороннего соглашения.

Ничем-то мы воспользоваться не можем и не умеем. Даже поклониться ухоженным могилам.

«В Исполком Красного Креста от Козяра Николая Кирилловича, г. Житомир.

Мне 48 лет, отца не помню. Только в 1978 году я узнал, где он похоронен. Случайно встретил однополчанина отца, с его помощью, а также с помощью Красного Креста удалось разыскать могилу. Выяснилось, что мой отец Козяр Кирилл Алексеевич погиб и захоронен в 1944 году в Чехословакии. А в 1990 году впервые, с волнением, я поехал на его могилу.

Мне поменяли деньги 50 руб., я получил 400 чехословацких крон. Приехал в Кошице, с большими трудностями после унизительных уговоров дали место в дешевой гостинице на двое суток. Заплатил 210 крон. Чтобы добраться на автобусе до г. Михайловцы, где похоронен отец, и обратно — надо еще 65 крон. Без цветов тоже не поедешь, 10 штук — 100 крон. Осталась в кармане мелочь — 25 крон… Я хотел вернуть цветы обратно, но было неудобно, что их представитель рядом.

За эти двое суток я покушал горячего один раз, взял первое, салат и кофе. У меня не осталось ни кроны.

Такую обменную сумму установил, видно, тот, кто ездит за рубеж на другом уровне, по другому поводу.

Надо, наверное, ездить со своими цветами из Житомира, но разве их довезешь; брать с собой продукты, но ведь нехорошо, если на таможне будут их отбирать. Позориться не хочу, я 25 лет прослужил на Северном флоте, меня учили жить по чести, и я учил тому же своих воспитанников.

Осталось от этой поездки чувство стыда.

Разве виноват мой отец, что погиб на чужой земле? И я разве виноват? Там, в Михайловцах, лежат 20 тысяч советских воинов, нельзя позорить ни их, ни нас».

Нищие мы, нищие. Великая и нищая нация. Народ-горемыка, подопытный для честолюбивых и амбициозных правителей. Они, побежденные, протягивают теперь нам, победителям, подаяние — посылочки. Мы, голодные и раздетые, обеими руками принимаем это подаяние отовсюду и, не меняясь в лице, без стыда говорим о преимуществах социалистической системы.

Какова у нас жизнь, таков и вечный покой. Можно ли с достоинством хранить память без достоинства жить. Помнить о павших, не помня о живых. Посмотрите на наших убогих ветеранов-инвалидов, вдов, калек. О них, живущих за чертой бедности, много и горячо говорили с самой высокой трибуны самые высокопоставленные партийные лидеры. Говорили, обещали. Но как только дошло до дела, до повышения зарплаты, начали — с себя, со своих партийных единомышленников.