Сборник работ. Девяностые

Западные исследователи — английские, западногерманские, шведские — все эти десятилетия серьезнейшим образом изучали историю подводной лодки «С-13» и ее командира. «Атака века» — это оценка не наша, так оценили подвиг экипажа «эски» английские историки. Журнал «Шведский флот» еще в шестидесятых годах открыл дискуссию по «С-13». И вот что совершенно удивительно: в № 3 журнала за 1971 год в разделе «Морской почтовый ящик» шведские читатели задаются вопросом: почему Маринеско… не Герой Советского Союза? Командир, который вместе с экипажем за один только поход отправил на дно целую немецкую дивизию (после «Густлова» «эска» еще отправила на дно и «Генерал фон Штойбен», на борту которого было более 3.000 гитлеровцев), который по тоннажу потопил почти шестую часть того, что все остальные подводники Балтики… Откликаются на дискуссию в шведском журнале и командиры финских кораблей, вспоминают, как Маринеско в начале войны, еще будучи на «Малютке», наводил на них панику…

Западногерманская «Маринерундшау» в семидесятых годах задается тем же недоуменным вопросом: почему Маринеско не Герой? Высказывает предположение: видимо, советское военное командование не поверило в фантастические победные результаты Маринеско.

Как объяснить им всем, они же не поймут. Что все всё проверили и поверили. Что просто Маринеско перед этим походом подгулял в новогоднюю (1945-й победоносный год) ночь и вовремя на базу не вернулся. Что именно это послужило не только причиной отказа в высокой награде, но и последовательной, до конца жизни, травле. Как объяснить им, что все эти долгие десятилетия мы замалчивали или искажали подвиг соотечественника, ценя только хрестоматийных, уставных героев.

В Киле, у входа в гавань, стоит памятник погибшему «Вильгельму Густлову».

Когда в Лиепае на деньги моряков был поставлен памятник Маринеско, по распоряжению Политуправления ВМФ фамилию Героя с памятника убрали — ночью, по-воровски.

* * *

Эта акция была в ряду других. Военно-морское ведомство хотело выжечь это имя, изъять из обращения. Немногим удавалось пробиться сквозь стену — писателям Сергею Смирнову, Виктору Геманову, Александру Крону.

Из письма А. Крона: «у меня собран большой материал для документальной повести о Маринеско… Но, увы, нет ни малейшей надежды ее напечатать. Было даже специальное постановление Военного совета ВМФ, предлагающее мне воздержаться от дальнейших выступлений по этому поводу.

P.S. Неправильно мы живем. Кпд, как у стефенсоновского паровоза».

Александр Крон все-таки успел написать свою замечательную повесть «Капитан дальнего плавания».

Елизавета Алексеевна Крон, вдова писателя: «У Саши было четыре инфаркта… Смотрите, как Маринеско за собой всех уводит. Первым Исаков, адмирал, собрался о нем писать — умер. Сергей Смирнов собирался — умер. Владимир Рудный написал киносценарий, поехал к вице-адмиралу Щедрину за отзывом и по дороге от него, на улице умер… И Саша тоже… Он со своими инфарктами ни разу не долеживал. «Мне сердце не мешает». А потом сказал: «Я надолго не загадываю, мне бы февраль пережить». А в февральском номере «Нового мира» была запланирована его повесть. В 1983 году. Он лежал в 50-й больнице, одна почка не работала, а в другой — камни. Боли были адские, и случился пятый инфаркт. 20 февраля я принесла ему «Новый мир» — сигнальный выпуск. В коридоре остановил врач: заговорил неуверенно об операции. «Что,— говорю,— боитесь, что не снимете со стола?» — «Боимся, что не довезем до стола». Операционная — в другом корпусе. Я вошла к Саше, даже не поздоровалась, сразу журнал протянула. Он вяло взял, сил хватило только на первую страницу. Отложил, руку все время держал на журнале, часа три-четыре я сидела, и он руку не убрал. А когда повезли в операционную, он и журнал туда, с собой, взял… В нашем подъезде Борис Ефимов живет, художник, спустился к почтовому ящику — лифтерша плачет. «Что случилось?» — «Александр Александрович умер». Он достает из ящика журнал, раскрыл, увидел: «Теперь ему уже все равно». Позвонили в это утро Ада Тур, Андрей Турков, критик: «Можно Александра Александровича к телефону? Хотим его поздравить…»

Представляю, сколько сил отняла у писателя публикация повести, если он не смог сказать даже о том, что Маринеско представлялся когда-то, в войну к званию Героя.

* * *

Нищ был Александр Иванович, об этом писалось. Маленькой пенсии не хватало даже на лекарства. Из обстановки был маленький, узкий диван, Александр Иванович пристраивал рядом доску, чтобы спать с женой рядом. Бомжи.

Валентина Александровна Филимонова, жена: «Идет — брюки сзади в заплатах, пиджак на локтях в заплатах, а походка — величественная, необыкновенная. Когда мы выходили на набережную, на Неву — он сливался с гранитом».