Сборник работ. Девяностые

В эту угрюмую пору и было первое покушение на Игоря Голембиовского, тогда первого зама отв. секретаря. Его выставили в Мексику. Редколлегия дружно поставила свои подписи.

Вспоминаю в связи с этим самоубийственный день: мне удалось выразить им презрение. «Хочу, чтоб вы все знали, что я о вас о каждом думаю…»

Нет, не главный редактор отбросил меня на край почти непоправимого. Другие, свои. На второй день за редакционным кофейным застольем, где все — обязательно демократы и правдолюбы, редактор отдела, относившийся ко мне с родственной привязанностью, спросил участливо: «Что-то ты плохо выглядишь, не заболел, нет? Допьешь чай — зайди». В кабинете объявил жестко: «Сегодня в пять часов ты должен извиниться перед редколлегией. Или уходи из газеты».

— Я проверю на вас,— ответил я,— есть Бог или нет.

Умирает Брежнев. Алексеева отправляют на пенсию.

Бывают в жизни немыслимые зигзаги. Невероятно, но — возвращается Толкунов… В советской печати единственный случай — дважды главный редактор крупнейшей газеты.

Возвращаются из-за рубежа опальные журналисты.

Возрождается газета. Счастливейшая, незабвенная пора. Короткая, как бабьё лето.

Умирает Андропов, и тут же, через год, вновь убирают Толкунова. Снова сдувают, как пылинку. Фронтовика, коммуниста.

За этот короткий год он успел сделать главное. Привел за руку и посадил рядом с собой нового первого заместителя. Как бы дал понять всем — что бы отныне со мной ни случилось, в газете будет все хорошо: видите — приемник.

Вот в какое время был приведен в «Известия» Николай Иванович Ефимов. Приведен, можно сказать, к присяге.

* * *

Теперь, вспоминая то время, когда коллектив был смят и раздавлен, вспоминая свои гибельные, почти непоправимые пять суток реанимационного отделения, скажу: уж лучше Алексеев, чем Ефимов… Лучше… Тот в своем роде — честный. Тайком, за спиной редко что делал.

…Как же они-то его, Ефимова, не распознали, они, два опытных, мудрых человека, два главных редактора, при которых он был первым заместителем, — Толкунов и Лаптев?

Первый заместитель и главный редактор — две разные должности. Николай Иванович никогда не служил делу, он всегда служил лицам. Лицу, ближайшему.

Когда сделался главным редактором «Известий», ближайшим лицом стал Председатель Верховного Совета СССР А. И. Лукьянов.

При таких главных, как Толкунов и Лаптев, меня вполне устраивал первый зам. Ефимов. Бесхитростное обаяние, простота в общении, не только отсутствие диктата, но даже робость.

Конечно, никакой не главный редактор. Он и не стал им с первого раза. Правда, по другой причине. Как он и сам сознавал не без печали, у него не было «погонов», то есть он не прошел школу ЦК, а без этой метки — никуда.

Поэтому, когда снова отлучили Толкунова и редакцию вновь сковало всеобщее напряжение, главным стал человек со стороны — Иван Дмитриевич Лаптев, бывший зам. главного «Правды».

Как и у Толкунова, у Лаптева было чему поучиться Николаю Ивановичу. В частности, новый главный не терпел никаких тайностей, даже доверительных советов. Один из заместителей сразу после утренней планерки зашел к Лаптеву:

— Этот материал надо бы снять, дело в том…

— Где ты был только что, две минуты назад? — жестко спросил главный.

При Лаптеве как раз и пригласили Николая Ивановича в долгожданный ЦК КПСС — школу передового партийного опыта. «За погонами». В телефонном разговоре с Медведевым, главным идеологом страны, Николай Иванович рекомендовал на свое место ответственного секретаря газеты Голембиовского.

Шел 1988 год. Пик перестройки.

— Партия такой фамилии не знает, — ответил Медведев.

А чью же фамилию партия хорошо знает? Вопреки воле главного, совершенно для него внезапно, первым замом предписывают ему Севрука, одного из руководителей Идеологического отдела ЦК.

К весне минувшего года, когда Лаптев покидал «Известия», и сам он, и коллектив видели единственного преемника — Голембиовского. Но никакие письма, обращения коллектива не помогли. Партия по-прежнему не знала этой фамилии.

Вернулся, уже главным, Николай Иванович Ефимов. Видимо, в ЦК КПСС он понравился.

А Голембиовского, в качестве компромисса, назначают первым заместителем.

Все та же мягкость, обаятельно застенчивая улыбка. Но — не тот. Патологическая боязнь ответственности. Реагирует не на мысли, а на слова («партия», «президент», «КГБ»), на высокие фамилии. Так, говорят, срабатывает подслушивающая аппаратура.