Сборник работ. Девяностые

ЛУКЬЯНОВ А. И. Товарищи, это не пойдет… Вы знаете, как было? ТОГДА Я РАСКРОЮ, Я ВЫНУЖДЕН БУДУ ЭТО СДЕЛАТЬ. Я поговорил вечером с Ефимовым, который принес мне это заявление. Как человек предельно осторожный, я позвонил товарищу Голембиовскому, пригласил его к себе, мы разговаривали почти час, спокойно, по всем параметрам, включая личный план, все. Обо всем поговорили. И опять, ЧУВСТВУЯ, ЧТО ЧТО-ТО НЕ ОЧЕНЬ, я только через два часа сказал… ну, начните голосование. Ну, там было несколько человек, проголосовали. А дальше мне позвонили и передали, что Российское радио сообщило, что идет голосование. Вам это нравится?.. Кто так делает? Где порядочность? Где порядочность? Я просто хочу спросить. Поэтому… Никто не освобождал, нет решения, отзывать у меня нечего, Иван Дмитриевич.

ЛАПТЕВ И. Д. Не у вас, Анатолий Иванович, а у тех, кто успел проголосовать.

ЛУКЬЯНОВ А. И. Давайте будем до конца, я осторожен до предела. И в таких делах только правда, абсолютная правда и абсолютная порядочность. МЫ ДОГОВАРИВАЛИСЬ С ТОВАРИЩЕМ ГОЛЕМБИОВСКИМ. ОН СКАЗАЛ, ЧТО ОН СОГЛАСЕН. Когда я встретился с товарищами из редакции, С ПЯТЬЮ ЧЕЛОВЕКАМИ, снова говорил: не выносите, не делайте этот конфликт на всю страну, не распространяйте. Это давление на членов президиума, о чем я не хотел говорить, я не хотел говорить. Вот откуда такая нервозность, нервозность…

ЛАПТЕВ И. Д. Я прошу извинения, Анатолий Иванович, мне кажется, что как раз вы сейчас оказываете давление на президиум.

ЛУКЬЯНОВ А. И. Я?

ЛАПТЕВ И. Д. Да.

ЛУКЬЯНОВ А. И. Какое давление? Тогда скажите, пожалуйста, какое я давление оказываю?

ЗЕЛИНСКИЙ И.Н. Нужно поручить комиссиям рассмотреть, и 14 числа, если успеем, рассмотрим. Нормальная игра».

Лукьянов с созданием комиссии согласился. Он выигрывал время.

* * *

Когда-то, когда Алексеев, уже на пенсии, лег в больницу, я к нему засобирался: он теперь никто, и ему хуже, чем мне. «Ты что, — сказали коллеги, — с ума сошел?» И Ефимова, слегшего после президиума, решил навестить. Сосед по служебному коридору остановил: «Ты что? Он же потом воспользуется: а многие за меня, вот, например, в больнице меня навещал…»

В основе чувство: лежачего не бьют.

Это мы с ними: лежачего не бьют, семеро одного не бьют.

А они с нами без правил: и лежачего, и семеро. И из-за угла, и со спины, и в темноте. Честному человеку невозможно приспособиться к вероломству, каждый раз они застают врасплох.

Ефимов, выздоровевший, потом отдохнувший, появился сначала в коридорах ЦК КПСС. Только обойдя все нужные кабинеты, пришел в «Известия».

Опять улыбается.

А как же та комиссия по «Известиям», которую решили создать на президиуме? Никак. Член комиссии, председатель подкомитета по правам человека Анатолий Ежелев пришел к Ефимову.

— Никаких комиссий, — был ответ. — У нас все в порядке.

КАК опередить их, самим сделать первый ход? Или пусть ответный, но такой, чтобы они искали выход, а не мы.

Как это сделать мне, журналисту? Анатолий Иванович Лукьянов прошел такую аппаратную школу! Он виртуоз, в главном кремлевском зале нажимает на кнопки, как Рихтер на клавиши, приводя народных депутатов СССР в любое чувство.