Сборник работ. Девяностые

…Ефимов, конечно, не жилец в «Известиях». Что ни сделает — все со скандалом на всю страну. Он и хозяина подводит. Найдут другого слугу, умнее. Для газеты это еще хуже.

* * *

Когда-то очень хотел, мечтал пожить свободным, хоть немного. Без начальника, пусть самого хорошего.

Потом в подневольных строках хотел найти такие, чтобы все негодяи сказали: «Какой же я был негодяй! Простите, если можете». И все бы само собой сталось.

Неужели собственная единственная жизнь была истрачена лишь на борьбу с ними? Оставь, говорю себе иногда, брось эти разовые строки, попробуй написать книгу. О мелком гонителе своем, редакторе отдела, который воспел суд над людьми, которым должны были дать семь лет, а приговорили к расстрелу; и не просто воспел, но и в камеру к этим двоим вошел рано утром, как к подопытным, чтобы увидеть, как их, двоих, будут выводить на расстрел — как одного из них, почти сошедшего с ума от страха, вырвало прямо в камере, а второй держался с достоинством до самой гибели. Но так напиши, чтобы в нем, маленьком редакторе отдела, узнал себя и главный редактор, который каждый день, подписывая газету, учит многомиллионных читателей, как нужно правильно жить. Чтобы в нем узнал себя и хозяин главного редактора. И хозяин того хозяина. И если напишешь, сумеешь — ты прав. Если нет — правы они. Потому что они сумели втянуть тебя в бесплодную борьбу с ними, опустили тебя до своего уровня, разменяли твою жизнь на свои, ничтожные, и, не покачнувшись, остались у власти.

Они у власти, и их много.

На всех Бога не хватит.

1991 г.

Дар

Профессор Яков Григорьевич Гальперин в отличие от нас, большинства, ко всякого рода целительным чудесам относится профессионально, он — генеральный директор Международного научно-исследовательского центра традиционной народной медицины. То, что для меня невидаль, для него — почти обычность, предмет повседневных исследований. Знаю я этого человека более четверти века, помню молодым. Врач-психолог лечил одним своим видом: всегда в прекрасном настроении, идет — шляпа по-молодецки на отлете, улыбается.

Вот так шел он однажды в обычном своем настроении по улице Горького с очаровательнейшей дамой. К этому времени он более чем успешно занимался наркологией. Знаете, какие результаты ценились в ту пору? Когда бывший алкоголик не переносил если уж не вид бутылки, то хотя бы запах спиртного. Так вот, идет себе молодой Яков Григорьевич с очаровательнейшей дамой об руку, а навстречу вдруг — парень. Глянул он, парень, на красивую пару, на лихо сдвинутую шляпу кавалера, и… его стало мутить. Вырвало тут же, на тротуаре.

Оказался бывшим пациентом.

— Но каков я перед дамой? Хоть стой, хоть падай.

Сейчас развелось чрезвычайное количество всякого рода кудесников—гипнотизеров, ясновидцев, телепатов, экстрасенсов. Иллюзионистов, шарлатанов, самых откровенных жуликов. Народ к ним потянулся. Люди изуверились в пятилетних планах, социалистических соревнованиях; светлое коммунистическое будущее оказалось такой же конечной целью, как горизонт. Чем меньше становилось веры в земные реальности, тем больше — в неземные чудеса. Может быть, и ничего, пусть, если не во вред. Душе передышка. И потом русский человек без веры во что-нибудь никак не может, если не КПСС и не коммунизм, пусть хоть летающие тарелочки.

Как-то забылось при этом, что тиражируемые газетами и телевидением чудеса, в которых переплелись правда и ловкачество, впитывают дети. В «Пионерскую правду» со всей страны хлынул поток родительских писем: «Мой ребенок лечит животных», «мой останавливает кровь», «заживляет раны», «снимает боль», «снижает давление». Всю почту газета отправила Гальперину. 560 писем.

Международный центр разослал детям анкеты. После заочного отбора осталось 247 детей.

Всех сразу принять невозможно. Пригласили в Москву первую группу — около ста человек.

Откровенно говоря, для меня самым большим чудом в этой истории было то, что детьми столь серьезно заинтересовались, что решили изучить их, дать рекомендации. Когда собирают вместе гениальных юных скрипачей или математиков — понятно. Но тут… Я слишком хорошо помню времена совсем другие, и это было недавно.

* * *

Где-то в середине семидесятых, точно не помню, раздался совершенно неожиданный звонок… Роза Кулешова. Ее дела не по моей части, об этом я сказал, но она жалко попросила: я — инвалид, жить не на что, меня затравили. Оказалось, что четверо суток живет на Казанском вокзале, ее не принимают даже журналисты, которые прославили ее когда-то.

Невысокая женщина лет тридцати пяти, в старомодной нескладной юбке и кофте. С нарушенной психикой, это было заметно. Мы едва успели познакомиться, как она, прямо внизу, возле известинского вахтёра, предложила с детской простотой: «Хотите, я вам карточный фокус покажу?» Она сама себя не вполне понимала, что — чудо, а что — забава.