Сборник работ. Девяностые

«В дополнение к предыдущим показаниям должен добавить, что к числу лиц, которым я читал контрреволюционное стихотворение, принадлежит и молодая поэтесса Мария Сергеевна ПЕТРОВЫХ. ПЕТРОВЫХ записала это стихотворение с голоса, обещая, правда, впоследствии уничтожить».

Странный подследственный подписывал протоколы, даже не перечитывая их. Следователь и поэт возвращаются к вчерашней беседе, и Мандельштам зачеркивает Бродского, «как показания, не соответствующие действительности и ошибочно данные при вчерашнем допросе».

Тут же, впритык, еще одно «дополнение».

«К.-р. произведение я читал также и НАРБУТУ В. И.»

* * *

Допросы по ночам (их было три), яркий режущий свет в камере (веки оказались воспалены до конца жизни) — общая система, можно сказать, рядовое тюремное явление. Истинные жестокости и пытки войдут в норму чуть позже, с 37-го.

Содержался поэт в «двухместной одиночке» — и вдвоём, и один: и то, и другое расшатывало психику. Сосед «консультировал», не давая отдохнуть, стращал обвинениями в заговоре и терроре, сообщал об аресте родных. Осип Эмильевич в ответ осведомлялся: «Отчего у вас чистые ногти?». Однажды сосед вернулся «после допроса», и Мандельштам заметил ему, что от него пахнет луком. Соседа пришлось перевести.

Оставшись в одиночестве, он рикошетом — от стены к стене, метался по камере.

Из протокола допроса от 25/V — 1934 г.

«ВОПРОС: Как складывались и как развивались Ваши политические воззрения?

ОТВЕТ: В 1907 г. я в эсеровском рабочем кружке проводил рабочие летучки. К 1908 г.— я начинаю увлекаться анархизмом.

Октябрьским переворот воспринимаю резко отрицательно. На советское правительство смотрю как на правительство захватчиков и это находит свое выражение в стихотворении «Керенский». Я идеализирую КЕРЕНСКОГО, называя его птенцом Петра, а ЛЕНИНА называю временщиком.

Примерно через месяц я делаю резкий поворот к советским делам и людям, что находит выражение в моем включении в работу Наркомпроса по созданию новой школы.

С конца 1918 г. наступает политическая депрессия, вызванная крутыми методами осуществления диктатуры пролетариата.

По возвращении в Советскую Россию (из Крыма, занятого белыми.— Авт.), я врастаю в советскую действительность…

К 1930 г. наступает большая депрессия. Социальной подоплекой депрессии является ликвидация кулачества, как класса. Мое восприятие выражено в стихотворении «Холодная весна». У меня возникает чувство социальной загнанности».

«Холодная весна» прилагается к протоколу.

Разговор возвращается к главному, к строкам о Сталине.

«ВОПРОС: Как реагировали на прочтение этого пасквиля названные вами лица?

ОТВЕТ: КУЗИН Б. С. отметил, что эта вещь является наиболее полнокровной из всех за последний 1933 год.

ХАЗИН Е. Я. отметил вульгаризацию темы и неправильное толкование личности как доминанты исторического процесса.

Александр МАНДЕЛЬШТАМ не высказываясь укоризненно покачал головой.

ГЕРШТЕЙН Э. Г. похвалила за поэтические достоинства.