Сборник работ. Девяностые

«Близкие мои, дорогие мои… Мы по-семейному знаем друг друга не один десяток лет, это дает мне право обратиться к вам с просьбой — похороните меня… Если я умру в городе, то прах мой после кремации похороните в могиле Людмилы на кладбище в с. Уславцево».

Умирать он, конечно, не собирался, чувствовал себя неплохо.

Друзья ждали его возвращения в октябре, готовились 14 ноября отметить день рождения Дмитрия Павловича — 87 лет! В начале ноября, обеспокоенные, связались с Уславцево, соседи ответили, что художник уехал в Петербург еще где-то в двадцатых числах октября.

Именно 20 октября, днем, без четверти одиннадцать на второй платформе станции Ростов Ярославской железной дороги наряд милиции обнаружил сидящего на перроне старого человека, голова его была опущена на вещевой мешок. Накрапывал дождь. На вопрос милиционеров человек ответил, что ему плохо — тошнит и кружится голова. Потом выяснится: приступ ишемической болезни сердца. И еще выяснится по записям в журнале, что какая-то медицинская служба ехать на вызов отказалась — «не ее территория». А «по территории» только через полчаса прибыл врач линейной амбулатории Теркин. Укладывать больного на носилки врач Теркин не стал, а, наоборот, поднял на ноги и под дождем повел его… в транспортное отделение милиции, расстояние немалое.

Три документа было при нем — паспорт, удостоверение члена Союза художников СССР и «репрессионное» свидетельство. В милиции он еще успел сообщить кое-какие сведения о себе, и, когда, наконец, врач начал измерять давление, — скончался.

Так, на пути из дома в дом умер Дмитрий Павлович Цуп. Спасти человека врачам оказалось не так важно, как засвидетельствовать его смерть: не прошло и пяти минут, как примчалась «Скорая помощь», врачи подтвердили факт смерти и отвезли тело в морг.

В тот же день, 20 октября, начальник линейного отдела внутренних дел подполковник милиции Н.Н.Тургенев отправил телеграмму в Петербург, в 30-е отделение милиции: «Цуп Дмитрий Павлович скончался от остросердечной недостаточности. Тело находится в морге Ростова-Ярославского».

Ответа не пришло.

26 октября уже транспортная милиция Ростова шлет повторную телеграмму.

Снова — ноль внимания.

В морге холодильника нет, хранить покойного невозможно.

Тело художника Цупа валяется уже две недели.

Врач морга бомбит телеграммами всех: что делать?

2 ноября Дмитрия Павловича похоронили. Его отнесли на ту часть кладбища, где сваливают безродных и бомжей.

Неприкрытое тело художника засунули в целлофановый мешок, скинули в яму и прибросали землей. Даже на три буквы короткой фамилии не потратились.

Так не хоронят даже бомжей. Над ними по крайней мере вместо фамилии втыкают номера. Здесь не сделали и этого.

Так не хоронят даже хозяйских псов.

Странно, что нашлись еще люди, которые об этой смерти написали в «Известия». Ну какой это по нынешним временам сюжет, тем более тема? Пожалуй, московская городская комсомольская газета дала бы две строки под заголовком «Старичок дал дуба» и то — в скандальной хронике, если бы Цуп не умер, а вслед за Гаршиным шагнул в лестничный пролет. Или «Старушка окочурилась» — о Людмиле, если бы дали ей покончить с собой. Понадобилась гибель в собственных журналистских рядах, чтобы называть смерть по имени.

Странные, странные люди написали в газету. А как еще иначе могли похоронить художника в стране, где в зарплату люди приносят с работы унитазы, посуду, гвозди; где воры в законе готовы платить надзирателям; где без всякой Чечни каждый день убивают безнаказанно оптом и в розницу сотни людей, а тысячи — пропадают без вести; где детей, родившихся живыми, но не выхоженных, прямо из роддомов выбрасывают на свалку; где в конце концов одного из главных бандитов Петербурга по кличке Степаныч, убитого в разборке, хоронят в Псково-Печерском монастыре среди святых. Как еще иначе могли похоронить интеллигента в стране, где жизнь — копейка, а смерть — еще дешевле.

Как живем, так и помираем, как помираем, так и хоронят.

Какая нынче главная беда в России — повальное равнодушие. Нас сегодня уже нечем удивить, что бы ни случилось. Произошла духовная зачистка, говоря военным языком.

Зачистили, но все же не до конца, и безвластие еще не окончательно растлило людей. Те самые, странные люди, друзья Цупа, узнав о его смерти, съехались в Ростов. Приехали из Петербурга, Пскова, Владимира. Они обошли работников транспортной милиции, прокуратуры, санэпидстанции, морга, кладбища. Всюду они показывали каталог персональной выставки Цупа в 1988 году, на котором был портрет художника (этот портрет и публикуют сегодня «Известия»), и все отвечали — в милиции, в морге, на кладбище — да, это он.