Сборник работ. Девяностые

«Степанов Дмитрий Степанович, 1900 года рождения, русский, образование начальное, состоял членом ВКП(б) с 1924 по ноябрь 1937 года. Последнее место работы до исключения из партии — председатель терского райисполкома.

СУЩЕСТВО ДЕЛА. 24 октября 1937 года Степанов был арестован органами НКВД. 25 октября решением Терского РК ВКП(б) он был исключен из партии за связь с врагами народа и вредительство. Это решение было подтверждено Мурманским окружкомом 11 ноября 1937 года. Следствием Степанову вменялось участие в диверсионно-вредительской организации правых, где в контрреволюционных целях срывал проведение в жизнь решения ЦК ВКП(б). По этим обвинениям Военная коллегия Верховного суда СССР 18 мая 1938 года приговорила Степанова Д. С. к десяти годам исправительно-трудовых лагерей. Отбывая наказание, Степанов Д. С. умер в 1945 году.

Проверка, проведенная Прокуратурой СССР, показала, что Степанов Д. С. был осужден необоснованно. Военная коллегия Верховного суда СССР отменила свое постановление от 18 мая 1938 года и дело производством прекратила за отсутствием состава преступления».

Мурманский обком партии, говорится в заключение, «восстановил Степанова Д. С. членом КПСС с 1924 года (посмертно)».

Хорошо бы теперь отыскать следы Архипова.

И имена их на Терском берегу увековечить.

* * *

Уже поздний вечер. Николай Михайлович показывает старый альбом: школа — учителя, ученики… Кого-то и я застал, о других слышал.

— У нас если кто в институт собирался, поступал обязательно. А сейчас и в техникум не каждый пройдет. Но дело и не в этом даже. В смысле образованности мы, может, и шире стали, а вот в смысле воспитанности — нет. Без культуры за стол садиться нельзя, а у нас — к алтарю идут.

— Вы верующий?

— Нет. Я еще в 16 лет сказал: «У меня грехов нет», и священник отпустил меня. А вот отношусь к церкви с уважением. Деды и прадеды верили тысячу лет, а мы декретом отменили веру. Но в свою Конституцию вписали то же самое: не убий, не укради. А служба? А песнопения? Душа раскрывается. Произошло духовное обнищание, падение нравственного уровня общества. Но если исчезло понятие о бытии, если я не знаю, что это — плохо, а это — хорошо, как можно жить. И уже как следствие — другие беды, главная из которых — оторвали крестьянство от земли. Экология — опять же науку не так приложили, потребительски. Дай железо, дай рыбу, дай, дай! Терский берег житницей был, а теперь где луга были — там пески. Народ жил честный, гостеприимный. Уйдет помор на промысел — на месяцы, замок не вешал, палку поперек открытой двери поставит и все. Это не значит, что входить нельзя, просто знак, что хозяина нет. А теперь насовсем покидают — окна заколачивают…

Грустно, но от этой темы не уйти. У нас всегда считалось незыблемо, как закон: жизнь, отданная народу, прожита не напрасно. Честное служение Родине как бы обязывало быть счастливым. Как сказал замечательный драматург Алексанро Володин в безнадёжно грустном повествовании: «Стыдно быть несчастливым…»

Была такая государственная политика — обязать, заставить быть счастливыми, не каждого — всех. По этой политике сгоняли крестьян со своей земли в колхозы, городских людей — на великие стройки, и всех вместе — на освоение, разработки, добычу. Когда на Кольском полуострове открыли месторождения, был брошен клич: «Всем на освоение месторождений!» «Всем» — как на фронт. Терский берег пустел.

Колхозы рыболовецкие, правда, еще раньше стали распадаться. Колхозникам ничего не платили, даже полярных. Раньше рыбаки сами выезжали на тоню и там хозяйничали с весны по ноябрь, а теперь планировать стали, лимиты установили и на сроки, и на места лова. Суда рыболовецкие, зверобойные стали убыточны, даже лодки простые убыточны, из-за налогов.

— Раньше лимитов не было, а рыба была… Все переплелось: экономическое, нравственное, политическое.