И на следующий день Смит, стоя перед токарным станком с револьверной головкой, который обрабатывал один из его проектов, восхищался его гениальностью и вообще был восхищен им.
Токарный станок с револьверной головкой представлял собой хитрое устройство, которое выполняло дюжину операций на конце латунного стержня: сверление, резка, нарезка, штамповка, снятие одного инструмента и применение другого, и все это без вмешательства человеческой руки. Смит видел эти машины тысячу раз, но до того дня никогда не заглядывал ни в одну из них.
– Эта штука думает, – побежали его мысли. – Он выполняет все функции мышления в пределах своей природы. Да, и арифмометр, к которому будут применяться те детали, которые делает токарный станок с револьверной головкой – ах, она замечательная женщина… арифмометр… выполняет ли он те же операции, что и человеческий мозг, при решении своих задач? Неважно, поскольку это приводит к тем же результатам… Никогда в тысячу жизней эта идея не пришла бы мне в голову, а она…
Он пошел домой и записал эту мешанину идей в свой блокнот.
Его дальнейшие записи любопытны:
“Данные, с которыми арифмометр или токарно-револьверный станок выполняют свои операции, ограничены в количестве и идентичны по качеству. Данные, которыми оперирует человеческий разум, безгранично многочисленны и разнообразны. Машина, возможно, (“возможно“ подчеркнуто) может быть сконструирована для выполнения любой заданной операции человеческого мышления, как арифметическая машина выполняет арифметические операции, но машина, которая могла бы повторить любое значительное число операций, которые могут быть выполнены человеком, неизбежно будет иметь невообразимую сложность. Это невозможно.”
Под этим снова было написано:
"И все же я хотел бы воздать Тине славу за то, что она была изобретателем такого замечательного устройства. Эта мысль принадлежит ей. Она более выдающийся ученый, чем я, несмотря на все мои годы в университете”.
И под этим:
“Поскольку невозможно создать один инструмент для выполнения всех функций интеллекта, почему бы не создать множество инструментов, каждый из которых выполнял бы какую-то особую функцию. Таковы уже арифмометр и токарно-револьверный станок, да, и линотип, и многие другие. Эти создания думают не так, как думает человек, но достигают тех же результатов, что и они. И тогда, вполне возможно, объединение многих таких машин в один большой механический мозг было бы лишь задачей детализации и большой сложности, требующей не более чем терпения. Терпение – вот ответ на все вопросы.
Ах, Тина! Мозг, подобный мозгу Эйнштейна, находится в этом прекрасном теле. Это будет труд всей моей жизни ради тебя, Тина, довести эту идею до конца”.
Мозг Эйнштейна, как мы знаем из ее письма Генриху, написанного тем же вечером, примерно в тот момент был занят запоминанием слов новой популярной песни, две строчки из которой она процитировала как примеры сверхчеловеческого ума :
Могла ли она любить, могла ли она ухаживать,
Могла ли она, могла ли она, могла ли она ворковать?
Их сверхчеловеческий гений, по-видимому, заключался в каком-то каламбуре, секрет которого трагически утрачен в последующие века. Спустя ночь или две Смит отправил ей по почте “Творческую химию", но на ее ответное гневное письмо так и не было получено ответа.
Что-то произошло в мозгу Смита. Для него, как и для многих других людей той славной эпохи, наука была страстью, по сравнению с которой человеческая любовь была ничтожеством. Он записал в свой блокнот:
“Тина ужасно сердита на меня. Это, конечно, вина ее образования, я не держу на нее зла. Я должен написать ей, да, я должен написать некоторым профессорам психологии и достать книги. Я должен изучить природу мыслительной деятельности и особенности человеческого мозга”.
Он думал, что заинтересовался великой идеей ради нее, но на самом деле это было ради самой идеи.
Тина ждала две недели, пока Смит сделает первые шаги. Она не могла представить его сердитым и была озадачена его молчанием. Она снова написала ему. К этому времени изобретатель был влюблен в свое изобретение гораздо больше, чем когда-либо в женщину, и испытывал сильное влечение из-за потребности в каком-то другом доверенном лице, кроме своей записной книжки. Изумленная молодая леди получила письмо на многих страницах, наполненное теориями и, она не могла поверить своим глазам, математическими формулами! Ни слова нежности или комплимента во всем этом! Как это понять, было за пределами ее опыта. Было совершенно ясно, что тут вовсе не было оскорблений, каждая строчка дышала энтузиазмом, но что это было? Она была сбита с толку и растеряна. Странная мужская особь вышел за пределы ее влияния.