Сброд

– Так, безымянный дурачок, палач здешний – ответил управляющий, не то сочувственно, не то просто задумчиво – Он не понимает, что делает, когда «работает». Не разговаривает с истязаемыми, не обращает внимания на их крики, мольбы, обещания… Они для него – просто материал, как доски для плотника. Несколько раз, чисто случайно, мне доводилось видеть его в деле… жуткое зрелище. Жертвы ожидают от своих мучителей насмешек, злорадства, глумления… Да чего угодно, только не полного безразличия. Многие, по незнанию, могут возразить, мол, кому есть дело до этого, когда тебе рвут плоть раскаленным железом?! А вот и есть дело. Истязаемому, дают некоторое время почувствовать, что его палач не видит в нём живого существа, а потом оставляют с ним наедине. В большинстве случаев, даже когда человек крепок духом, и готов терпеть пытки, ему, во время истязаний, постоянно твердят, что стоит сознаться, или выдать некую тайну, и его мучения немедленно прекратятся. Эти увещевания и есть основной упор для силы духа, которая питается тем, что отвергает эту возможность. Когда же человека оставляют наедине с палачом, который его просто не видит и не слышит, монотонно выполняя свою функцию, возможности остановить всё это, попросту нет. Истязаемый может орать во всё горло, что сознаётся в чём угодно, выдаст любую тайну, палач всё равно будет продолжать своё дело, ибо отсутствуют те, кто способен остановить его. Получается, что, как я выразился ранее, «упор для силы духа» отсутствует, а не найдя опоры, это качество становится бесполезным. Я не слышал ни об одном узнике, который хоть раз остался бы наедине с «дурачком», и не был бы сломлен к возвращению дознавателей. Батурий очень любит лично присутствовать при работе этого палача. Просто любуется.

Ратибор, выслушав жутковатое повествование Афанасия, задумчиво протянул, глядя на слабоумного:

– А у него много общего с Вороном: тоже «дурачок», тоже «не понимает, что делает» …

Духовлад наконец мысленно отвлёкся от душещипательной истории о местном трудяге, вспомнив, зачем они, собственно, явились в это подземелье. Он огляделся в пыточной камере, освещённой неясным светом факелов. Вдоль одной из стен, на расстоянии метров двух от неё, проходила грубая, железная решётка, разделённая на пять примерно одинаковых участков такими же решётками, расположенными перпендикулярно. Пол, в образованных таким образом клетках, был густо присыпан соломой. Никаких лежаков или скамеек в них не было, они все были пусты… Хотя нет: в одной из них, под самой стеной, что-то еле заметно зашевелилось. Духовлад сфокусировал взгляд, который выхватил из полумрака еле заметные очертания человеческого тела. Молодой боец подошёл к одному из факелов, вынул его из настенного крепления, и с ним в руках направился в сторону заинтересовавшего его объекта. Афанасий поспешил к тому же месту, и отворил перед главарём дверь клетки. Факел осветил лежащее на полу человеческое тело. Атаманы, подошедшие вслед за Духовладом, также как и он, хранили молчание, разглядывая жуткую находку. Предрага удалось узнать не сразу: растрёпанные волосы, осунувшееся лицо пепельного цвета, ужасающие язвы, вместо выжженных глаз. Одежда на нём была изодрана, а обе штанины вообще были оборваны чуть выше колена. Ноги были переломаны, о чём свидетельствовали внушительные опухоли в районе коленных суставов, кожа на которых, была уже лилового цвета. Запах, расточаемый телом бывшего главаря, говорил о том, что истязаемый уже некоторое время справляет природные потребности под себя.

Зрелище вызвало в душе молодого бойца целый каскад эмоций. Ненависть и желание мстить, отступили на второй план, уступив место шоку от увиденного, и (чего совсем не ожидал Духовлад!) состраданию. Холодное, расчётливое сознание твердило, что всё это закономерно, и вполне заслуженно подлым предшественником, но эмоции, обильно источаемые тронутым сердцем, здравый смысл полностью заглушить не мог. Молодой боец попытался было обратиться к Предрагу, но слова комом встали у него в горле. Как следует собравшись, он смог заговорить только со второй попытки, с громадным усилием придавая жёсткости своему голосу:

– Ну, как себя чувствуешь? Выгодно продался?

Предраг вздрогнул, узнав голос, и взволновано зашевелил пересохшими губами:

– Малыш? Это ты? Тебя взяли живым?

– Нет, это мы захватили Кременец! – ответил Духовлад, с неожиданным даже для себя тщеславием.

– «Захватили Кременец»?! Ха-ха-кх-кх-кх – Предраг повторил его слова, и попытался рассмеяться, но смех тут же перешёл в рваный кашель, явно доставлявший ему сильную боль. С большим трудом откашлявшись и некоторое время помолчав, набираясь сил, Предраг снова подал свой слабый голос – Послушай меня, Малыш, беги отсюда, пока ещё есть возможность. Затеряйся в какой-нибудь забытой деревне, а лучше в глухом лесу. Князь и его люди никогда не спустят вам этого нападения. Они будут преследовать вас, пока не переловят всех, и – уж поверь мне – быстро сдохнуть вам не дадут!

– Не переживай, тебе этого не увидеть – грубо ответил молодой боец.