– Тут уж ты прав, ну да дело ваше. Решили, что можете бодаться с княжьей дружиной? Бодайтесь. Ты спросил, выгодно ли я продался? Нет, не выгодно, как видишь. Нужно было уходить с медоварни не к Кременцу, а в другом направлении. А я, как глупый щенок, придумал себе сказку, в которой меня, «за мою неоценимую помощь», возьмут на побегушки к какому-нибудь высокородному господину. Я готов был начать с самого малого, и был уверен, что со временем смогу добиться многого своим умом, и знай, Малыш, что так бы оно и было, стоило бы мне хотя бы зацепиться. Но я обманул сам себя, ведь мне даже не удалось увидеть высокородных господ! Приехав сюда, я сразу же попал в руки твердолобых подручных, которых снабдили чётким инструкциями, и мне просто не на кого было производить впечатление своим проницательным умом. Теперь ты можешь видеть, как дорого мне обошёлся мой просчёт. Но я повторюсь: я не пал жертвой чьего-то хитроумного плана, не сумев просчитать возможных ходов. Это я, Я сам себя обманул! Кха-кха-кха…
Разволновавшись, он опять захлебнулся рваным кашлем, и, прокашлявшись, снова взял паузу для отдыха. Во время этой паузы, никто из присутствующих не осмелился нарушить молчания. В напряжённой тишине все смотрели на искалеченное тело, не в силах оторвать глаз, и терпеливо ожидали продолжения откровений. Наконец Предраг снова заговорил:
– Я не знаю, сколько времени я здесь провёл – день или месяц. Но за это время, мне пришлось пережить многое. Боль, невыносимая боль, была моим бессменным спутником всё это время. Но сейчас я спрашиваю себя: на много ли лучше я чувствовал себя раньше? Коротать день за днём в окружении тупых, вонючих недоносков, чьи стремления в жизни не превышают по смыслу даже копошения червей в навозной куче. Не видеть вокруг себя ничего, кроме ваших поганых рож. Зимой и летом ютиться в лесных лачугах, нюхая запах ваших немытых тел, общаться с вами, и понимать, насколько вы все, без исключения скудоумны: вот что было настоящими пытками! Я сожалею о том, что направился в Кременец, ведомый слепым мечтами, но я ни капельки не жалею, что поставил вас всех под удар, ибо одна моя жизнь, ценнее всех ваших вместе взятых. Ты, щенок, наверное смотришь на меня сейчас с ненавистью. Что, думаешь, будто сможешь причинить мне боль, которая затмит всё то, что я пережил за последнее время?! Ну, так давай, попробуй! Ненавижу вас, мрази вонючие! Всё ваше поганое «воинство»! Жаль не увижу, как всех вас пересадят на колья! Кха-кха-кха…
С каждым словом, произнесённым Предрагом, в Духовладе всё сильнее закипало негодование, и когда тот в очередной раз зашёлся кашлем, молодой боец выхватил меч, и разрубил предателю лицо, завершив его страдания. Злость никуда не делась, но он уже предполагал, что так может случиться. Духовлад вполне отдавал себе отчёт, что своими последними словами, Предраг как раз и добивался того, чтобы его лишили жизни, и избавили от мучений. Его злили не слова Предрага, а осознание своего перед ним бессилия. Ранее, в разгар своей жажды мести, молодой боец представлял себе встречу с Предрагом совсем иначе. Точнее сказать, он ждал другой реакции от предателя: паники, порождённой страхом смерти, бесконечных слезливых молений о пощаде. В действительности, Духовлад был уверен, что стоило бы ещё немного помедлить, и вместо оскорблений и проклятий, с уст Предрага посыпались бы всё-таки мольбы, только о смерти. О смерти, как об избавлении. Сейчас молодой боец увидел, что в сложившейся ситуации, у него попросту не было инструментов, с помощью которых он мог бы вызвать у ненавистного Предрага столь вожделенный страх, и «удар возмездия», превратился в «удар милосердия». Духовлад сейчас в первый раз всерьёз задумался о смерти. Он решил для себя, что смерть – это всего лишь безликий факт, а вот уже эмоциональное состояние, ей предшествующее, делает из неё либо кару, либо избавление, либо так и оставляет безликим фактом.
Круто развернувшись, Духовлад твёрдо зашагал прочь из пыточной камеры. Немного погодя, за ним потянулись атаманы, а уже за ними по ступенькам поднялся Афанасий, и закрыл за собой массивную дубовую дверь на ключ.
***
Златоврат, столица Белого Края. В открытые ворота детинца5
, строем в колонну по два влетели несколько десятков всадников. Бордовый стяг, с изображённым на нём мечом, разрубающим щит, свидетельствовал, что отряд прибыл из Черска. В одно из окон княжьего приёмного зала, за всадниками наблюдала княгиня Мария. Рядом с ней стоял Евгений, человек, исполняющий обязанности её Главного Советника, а также Старшего Воеводы Белого Края. Где бы не выступала княгиня с очередной пламенной речью (а случалось это крайне часто), и перед каким бы собранием это не происходило, Мария всегда уделяла немало времени, перечислению заслуг Евгения перед Белым Краем, восхваление его всевозможных способностей и талантов. Впрочем, расхожий в высшем свете края анекдот, указывавший на то, что главные таланты Евгения проявляются исключительно в постели княгини, не то, чтобы был близок к истине… Он являлся её прямой констатацией.