Сброд

Княгиня с постным видом наблюдала, как всадник, что был ведущим в колонне, спрыгнул с коня и, небрежно швырнув поводья конюху, решительно зашагал в сторону парадного входа. Остальные остались во дворе, спешившись, но пока не рассёдлывая лошадей. Движения ведущего, были резкими и нервозными, на лице, даже с расстояния, читалось возмущение, а также явное намерение к выяснению отношений. Ничуть не меняясь в лице, Мария задумчиво высказала мысли вслух:

– Ах, Всеволод, Всеволод. Совсем как дитя, ей богу, ни капли самообладания. Лицо у него, всегда просто флаг его настроения. Где его ни тронь, он тут же и покажет. Ну как таким не вертеть, используя в своих интересах? И главное, предсказуемый какой: всё сделает в точности по чужому расчёту. Если бы ещё не было этих утомительных выяснений отношений… Сейчас опять ему, как маленькому, всё разжёвывать придётся, успокаивать. Надоел уже со своей честью. Ну да ладно, главное, чтобы бушевать тут не начал.

– Прикажи привратнику не пускать его к тебе. Пусть посидит за дверью, поостынет – заботливым тоном предложил Евгений, нежно положив руку на плечо княгини.

– Чтобы он сюда верхом въехал на этом привратнике?! – ответила та, небрежным движением плеча, сбросив руку фаворита – Тогда уж он точно бушевать начнёт. И кто его успокаивать будет? Уж не ты ли?

– Если понадобиться, то я готов призвать этого мужлана к порядку! – грозно заверил Евгений, воинственно схватившись за рукоять меча – И напомню ему, что он находится в столице, во дворце княгини Белого Края, а не в своём забитом клоповнике!

Мария бросила на него насмешливый взгляд, и ответила:

– Понимать, что ты можешь себе позволить, гораздо важнее, чем помнить, где ты находишься. У меня достаточно людей, задача которых заключается в обеспечении моей безопасности. Твоя же главная задача совсем другого рода. Помни об этом, и веди себя хорошо. Не нужно дразнить пса, которого я хочу успокоить.

Прямой плевок в мужское достоинство Евгения остался без реакции. Он был любовником княгини уже не первый год, и уже давно смирился с её любимым развлечением: нещадно унижать своего фаворита, будучи наедине. В этом она просто не знала границ, для неё не существовало запретных тем, неуместных поводов… только не в постели. Там она была кроткой и послушной, заботясь, похоже, об удовлетворении партнёра больше, чем о своём собственном. Евгений был уверен, что первое, это что-то вроде мести за второе. Он научился легко проглатывать эти нападки, чему способствовало ещё одно обстоятельство: в присутствии других людей, она готова была разорвать на куски кого угодно за своего любовника. Вернее сказать, почти кого угодно. Некоторых людей, благодаря высокой степени их собственной полезности в вопросах государственного характера, Мария даже сама для себя принципиально считала неприкосновенными. В любом случае, в Белом Крае лишь единицы могли позволить себе высказать вслух недовольство фаворитом княгини. Правда, Евгений хоть и научился глотать оскорбления, но забывать – нет. Он помнил каждый момент, когда от очередной уничижительной тирады Марии, ему хотелось не то провалиться сквозь землю, не то срубить ей голову.

Из-за парадных дверей донеслись еле слышные пререкания, затем глухой звук упавшего тела, двери открылись, и в приёмный зал твёрдым шагом вошёл Всеволод. Взгляд его пылал негодованием, но было видно, что он прилагает внутренние усилия, чтобы успокоиться. За его спиной, с пола поднялся привратник, и на заплетающихся ногах, вбежал в зал следом за управляющим Черска, оставляя за собой след на полу из капель крови, обильно струящейся из разбитого носа.

– Великая княгиня! Я пытался вынудить его оставить оружие у входа, но он напал на меня… Исподтишка! Не бойтесь, я сейчас же позову стражу!..

– Не надо стажи, всё в порядке. Ступай лучше умойся – спокойно ответила княгиня, неморгающим взглядом впившись в зрачки буйного гостя.

Привратник понуро поплёлся на выход, вытирая кровавые сопли рукавом дорогого кафтана. Когда он сомкнул за собой парадные двери, Мария суровым, холодным голосом промолвила:

– Здравствуй Всеволод. Будь добр, объясни мне, что заставило одного из самых лучших, и самых верных моих людей, врываться в мой дворец, и избивать челядь?

Это обращение, явно заставило управляющего немного поостыть, и он стал сдержанно излагать суть своих претензий: