Сброд

Мама взяла ссобойку, чтобы поесть на работе. Женя собрал вещи в сумку, волосы – в хвост и вышел из дома, сел на поезд, вышел в столице, на «Тушинской». Судя по карте, ни черта не центр. Почему-то ему казалось, что Чертов Круг в центре, и только-только стало доходить, что нет никакого адреса. Темнело. Женя устал и проголодался. Кажется, все звуки остались дома, в Волоколамске, а Москва с ним не говорила. Приходилось вглядываться внимательнее. К вечеру тени становились длиннее.

Женя сел на скамейку рядом с большим торговым центром. Вдалеке, через дорогу, горела мусорка. Запах пластика напомнил о доме. Воронец пожалел, что не поел перед дорогой, но вспомнив, что за еда на маминой кухне, просто гнал мысли о голоде прочь.

На часах девять вечера. Воронец медленно проваливался в неглубокий сон. Как будто ударили арматурой по затылку, и Женя вскочил на ноги до того резко, что прохожие испуганно обернулись. Тетя в малиновой блузе даже ахнула, но Женя, естественно, не слышал. А вот что слышал – так это лязг. Далекий-далекий, но раз раздался, это точно был зов Чертова Круга.

Воронец сильно воодушевился. Видимо, Чертов Круг попросту сова и только к вечеру и проснулся. Женя шел в противотоке, пока все спешили в метро или из него, парень бежал вдоль бетонного белого забора. Снова раздался лязг, разбив остатки сомнений. Шлагбаум заставил остановиться, но не идти этим путем. Он казался слишком простым. У Воронца не оставалось сомнений, что Чертов Круг там, за забором, но вход не через шлагбаум. Здесь слишком пахло дешевым полимером, а от этого запаха он бежал с самого Волоколамска.

Воронец шел дальше и аж подпрыгнул от радости, увидев дыру в заборе. Не раздумывая ни секунды, он нырнул в брешь. Пустой рабочий городок. Женя уже видел что-то похожее, когда приходил к маме на работу. Только в тот раз городок был наполнен людьми, и там шумели лихо, дай боже! Даже по меркам здоровых людей, у которых все в порядке. Кто-кто встряхнул ткань, как будто устал от крошек на простыне. Порыв как взмах крыльев. Воронец нашел нужную дверь, и та поддалась.

Между двумя балками натянута простыня, один из краев прибивал Клоун в черно-белом синтетическом комбинезоне. Судя по размеру, покупали не меряя: штанины свисали, колени не на месте, воротник подколот булавками, чтобы не так уж сильно елозил. Общий вид весьма ущербный. Клоун замахнулся молотком, добил паскудный гвоздик, потерял равновесие и был готов расшибиться об пол. Воронец подлетел к стремянке, получил коленом по лбу, но не дал всему эту делу рухнуть. Благодарный Клоун аж не верил своему счастью. Он спустился, крепко и радушно пожал руку Воронцу, стал ее трясти с превеликим воодушевлением. Даже при таких энергичных движениях можно разглядеть сбитые костяшки, торчавшие из перчаток с открытыми пальцами. Отбитые пальцы посинели, красноречиво повествуя о метких ударах молотка.

Клоун жестом пригласил в зрительный зал. Перед простыней тянулись длинные деревянные простецкие скамьи с облезшим лаком. На четвертом из четырех рядов сидел скрипач с остановки.

– Все-таки нашел? – Приветственный присвист раздался под громоздкими балками под самым потолком.

Широкая улыбка засияла на лице Жени.

– Уж очень захотелось вновь услышать твою скрипку, да и весь мир, – ответил Воронец.

– Ну, на афише можешь увидеть, когда я буду выступать: «Пророк Матвей и Волшебная скрипка». – И музыкант кивнул на Клоуна.

Тот с превеликим энтузиазмом всучил афишу.

– Садись, скоро начнется, – звал Матвей.

Женя свернул бумагу вдвое, чего, скорее всего, такая дешевка не переживет, ну и как бы черт с ним. Клоунские ботинки затопали по полу, забежали за спину зрителей, прошумели по ступеням. Грохот, и проектор заработал. По простыне пробежали пылинки, точки, штришочки, прочий мусор, четыре, три, два, один – мотор. Воронец остолбенел.

– Это… – спросил он в замешательстве.

– Пока что все как обычно: начинается с мамы и папы, – кивнул Матвей. – Вот ты узнал, кто он был. Иронично – глухой сын у музыканта? Так и не перенял талант, хотя по закону жанра к этому моменту все должно сойтись в единый пазл, и ни одного лишнего кусочка. Но вот, видишь? Оператор устал и придерживает камеру, попадая пальцем в кадр. Не страшно. Знаю, что все равно будешь смотреть. Это еще неплохо, можно что-то разобрать. Все смотрят кино, даже самое плохое, если узнают в главном герое себя. Постой, или неинтересно? Ты же знаешь, что будет дальше.

– Почему он уехал? – спросил Воронец, хмуро глядя на экран.

Матвей вздохнул и почесал затылок. Обратился взглядом за помощью к Клоуну, но тот пожал плечами.

– Вот сука, – глухо усмехнулся Матвей и вновь обратился к Жене: – Вот что тяжело в работе – так это объяснять почему. Давно планировал. Получил внезапно деньги или угрозу. Или и то и то. Не хотел делиться ни наживой, ни опасностью. А может, и делить-то нечего: самому только-только хватало. А может, сон дурацкий приснился. Настолько дурацкий, что уже наутро забыл. А желание свалить осталось. Вот и все. Или ты хотел, чтобы в фильме обязательно показали сон?