Сброд

Матвей не стал держать, когда она отшагнула. Это все было прописано заранее, так что ничуть не удивило. Матвей дал ей отойти, а сам не спеша приблизился к трельяжу с разбитым пыльным зеркалом, открыл ящик. Хоть там и не лежал пистолет с изящными узорами, Матвей все равно его достал из стола и обернулся к Ане.

– Чертов Круг слаб как никогда, – произнес Матвей. – Он боится нового тысячелетия.

Он подошел, вложил оружие Ане в руку.

– А как ты хотела его разорвать, не переступив черту? – спросил Матвей. – В этом мире Чертов Круг – громкий балаган, не более. Ты знаешь, ты всегда знала, что его сила в другом мире. Это будет великолепное путешествие, обещаю. Оно искупит все страдания. Твоя цель не здесь. Она по ту сторону черного зеркала.

Кончики пальцев скользили по узорам. Металлические цветы такие приятные на ощупь. Послезнойная прохлада, которую можно пить через прикосновение.

– Надо проиграть, чтобы знать, как выиграть. – Матвей медленно обошел ее со спины.

Аня крепче сжала оружие.

– Твой отец проиграл, трусливо бросил все и сбежал, – говорил Матвей прямо за спиной Ани, чуть наклонившись над самым ухом. – Твоя мать проиграла, оставшись здесь, и изуродовала ваши жизни. Ее лоно не способно породить целое дитя, ее пустая грудь не способна вскормить. Но ты выжила вопреки. Твои жилы полны ярости и силы. О, я верю: ты сможешь победить и наконец-то с этим покончить. Навсегда избавить от голода мир. А для этого надо отправиться в тот, другой.

Аня поднесла пистолет к голове, сняла с предохранителя. Короткий щелчок пронял до мурашек. Необратимый приговор. Она боялась, что с открытыми глазами не хватит духу спустить курок. Аня плотно зажмурилась и выстрелила не глядя.

– Сука! – рявкнул Матвей, зажимая рану, из которой хлынула кровь.

Выстрел прошел по касательной, снеся ему правое ухо. Второй рукой Матвей схватился за пистолет – ствол не успел остыть – рванул на себя, но Аня держала крепко. Стиснув зубы до скрипа, Матвей вырвал из груди глухое зверское рычание и отпустил оружие. Аня тут же бросилась вперед, развернулась, наставила пистолет на Матвея.

Пустой выстрел.

– Уже все, – злорадно оскалился Матвей, ринулся вперед.

Аня ударила рукоятью по его лицу. Он согнулся, сплюнул на пол кровь, резким рывком схватил за волосы. Аня не видела окна за спиной, не видела выступающего деревянного подоконника. Об него со всей силы и ударил Матвей, крепче сжимая в руках черные лохмы. С каждым ударом мутнело сознание, мир мерк и таял.

После очередного удара Матвей отпустил, но только чтобы вцепиться крепче. Он усадил Аню на подоконник, достал заткнутый сзади короткий нож когтевидной формы. Девушка успела завопить и поднять руки, но сталь пронзила внизу живота. Коготь вспорол ее до груди. Матвей бросил нож на пол, пнул куда подальше, посмотрел в окно. Машина стояла четко внизу.

– Идеально, – произнес он, открывая окно настежь.

Аня оставалась в сознании, когда ощутила, как тело движется, лишается опоры. Если бы голова и шея не были перебиты, она бы мотнула, если бы был голос, а все нутро не казалось единой кровавой кипящей бурей, крик пронзил насквозь все сущее. Это был бы крик, способный заставить содрогнуться самое непоколебимое и архаичное. Но сил уже нет. Удар ногой в грудь, и Аня полетела вниз.

Матвей спустился по лестнице, вышел из подъезда, открыл багажник. Полиэтилен застелен заранее и наконец дождался добычи. Закрыв багажник, Матвей какое-то время стоял. Если бы у него была привычка курить, непременно сейчас ушла бы пара сигарет. Пустые мысли плескались из пустого в порожнее под пронзительный звук, который так и не стих с момента выстрела. Наконец пришло время садиться за руль. За дорогой можно не следить. Он в любом случае приедет куда надо. Так и случилось. Белая дача, без забора, но с воротами, с пустым колодцем на заднем дворе. Матвей открыл багажник, забрал тело, пошел к колодцу. С плеча упала безжизненная пустая ноша.

– Вот и конец, – хрипло выдохнул Матвей и толкнул тело в бездну. – Тебе и всем Черных.

Шуршание полиэтилена по шершавым стенкам колодца напомнило отдаленно шум толпы. Кажется, оттуда, изнутри, что-то забилось, безжизненный и остывающий кусок мяса высек из ниоткуда искру. Шум обманчив. При желании можно услышать что угодно. Даже аплодисменты. У Матвея слишком глубоко закралось это желание.

В момент, когда из бездны раздался мокрый шлепок, внутри Матвея стало пусто. Эта была рукотворная, искусственная пустота. Не чистота, не свежесть воздуха после грозы, а вонь от хлорки, которая вытравила все без разбору. Пустота, от которой нет спасения. Все закончилось.

Матвей вернулся в машину. На сиденье рядом лежала скрипка.

«Наконец-то я тебя победил…» – подумал Матвей и провел смычком.

Полилась мелодия, чистая, как прощение по-настоящему любящего сердца. Она так же далека от сакрального идеала, как грязная песчинка – от драгоценного окаймленного жемчуга. Это самое прекрасное, что когда-либо играл или сыграет Матвей, но музыка уже не в силах исцелить. Слишком страшны, слишком глубоки раны. Руки дрожали, продолжая играть.