Сбывшиеся сны Натальи Петровны. Из разговоров с академиком Бехтеревой

Тогда не было конкурсного отбора, поэтому директор выбирал из тех, кого вероятнее утвердят наверху. Я была молодым перспективным ученым, наша маленькая группа хорошо шла по науке: много публиковались, заявляли свои доклады на конгрессы, у нас, как сейчас говорят, был высокий рейтинг. А Земская считалась хорошим нейрохирургом и политически надежной личностью, все-таки парторг. Но оформление – процесс не быстрый, у нее все шло гладко, а у меня – не поймешь как. То мне говорили, что поедете, то – не поедете. На мне еще плотно лежала вот эта тень …

Родителей?

Даже не родителей, а звания – дочь врагов народа. Теперь оно почти почетное, а тогда было еще не так. Наступил шестидесятый год, нейрохирург Земская уехала в Англию. А со мной продолжались сложности: секретарь райкома, приятная женщина, объясняла, что пытается мне помочь, но не все от нее зависит, за меня просил тогдашний директор института академик АМН Шамов. Явно что-то мешало.

Какую-то официальную причину выдвигали?

Официальную не выдвигали, но люди, которые ко мне хорошо относились, намекали на ту самую причину. Пока не случилась история, которую я записываю в человеческий актив. Меня пригласил на прогулку по городу сотрудник КГБ Николай Никанорович. Человек немногим старше меня, разговаривал со мной почти по-родственному. Я жила на Выборгской стороне, мы туда шли пешком, в сквере присели на скамейку. Он сказал, что готов за меня поручиться, но у него две дочери и не бог весть какая карьера, и если я его подведу – а как можно подвести: остаться там или выступить с антисоветским заявлением, – то ему головы не сносить. Я была потрясена, что в КГБ у меня может быть заступник, и обещала оправдать его доверие. А дальше все закрутилось. Меня вызвали в Москву на собеседование в ЦК, надо бы радоваться, но, кажется, у меня был мрачный вид. Просто устала от неопределенности. Давали рекомендации, как себя вести, как одеваться, видимо, не слишком удачные. Например, приехала в Англию почти одновременно со мной делегация Института марксизма-ленинизма, все женщины в черных или темно-синих костюмах полумужского покроя и белых блузках. И на случай дождя у всех были плащи-болоньи. Так что на фоне английской публики они заметно выделялись. Не в лучшую сторону.

На какой срок была рассчитана поездка?

На четыре месяца, от которых после всех согласований осталось три. Наше посольство в Англии не слишком-то со мной церемонилось. Его сотрудники, зная, когда я прилетаю, в аэропорту не встретили. Я понятия не имела, куда деваться. Адресов никаких нет, позвонить некому и не на что. Считалось, что поскольку ВОЗ нас пригласила, она и должна за нас платить. Сейчас бы, понятно, я шум подняла, а тогда такие мы были законопослушные, что я терпеливо ждала четыре или пять часов. Дождалась. И меня уже ночью привезли в «Принс-отель», вероятно, потому, что он недалеко от нашего посольства. Передали небольшую сумму на первые пять дней от Всемирной организации здравоохранения.

Отель был для меня дороговат, но, к счастью, я там не задержалась. Уже первая (и единственная) ночь в нем стала откровением. На кровати в довольно большом и чистом номере был не пододеяльник конвертом, а две простыни. На верхней лежало штук шесть тонких, шерстяных, вязаных, в том числе рваных одеял бежевого цвета. Я подумала: боже, куда меня привезли, здесь даже одеяла в дырочках. Как потом выяснилось, англичане безумно берегут эти старые верблюжьи одеяла. Они действительно тонкие, рваные, но невероятно легкие и теплые, поэтому, когда забираешься в такую постель, забываешь обо всем на свете.

На следующее утро принесли завтрак, и я впервые увидела грейпфрут, точнее, половинку грейпфрута, причем не сильно зрелого. Попробовала выдавить из него сок, довольно кислый, и отодвинула. Потом уже научилась очень лихо пользоваться специальными ложечками для грейпфрутов и узнала, что это не помесь лимона с апельсином, а несколько иной фрукт.

После завтрака отправилась в посольство, куда должны были привезти мой багаж. Меня соединили с представителем ВОЗ, которая сообщила, что, хотя время моего пребывания в Англии сократилось, в программе остаются Лондон, Эдинбург, Бристоль, Оксфорд и снова Лондон. После чего меня переселили. На Кенсингтон-стрит был дом или часть дома, принадлежащая посольству, и меня устроили в одну из его полуподвальных комнат. Рядом уже обитала упомянутая Земская, которая, кажется, не была в восторге от моего подселения. После «Принс-отеля» здесь было гораздо хуже, но на треть дешевле, то есть мы могли что-то купить из еды.

На сувениры хватало?

О сувенирах тогда и не думала. Среди командированных за границу ходила шутка: «Один сувенир я съел на завтрак, другой – на ужин».