Сбывшиеся сны Натальи Петровны. Из разговоров с академиком Бехтеревой

Да, за лоботомию, то есть иссечение лобной доли и за эту подрезку. Во-вторых, уже появились сильные препараты типа аминазина, которые могли почти так же успокоить пациента, как и операция. Но осталась группа больных, которые не поддавались этим препаратам, и было жалко уродовать их психику такой массивной операцией. А Грей Уолтер с одним нейрохирургом предложили и использовали точечную лейкотомию. Вживляя электроды веером в мозг, они находили точку, неправильное функционирование которой вызывало болезнь, методом временного выключения какой-то зоны мозга. Выключив эту точку, добивались улучшения состояния больного. Я посмотрела все истории болезни их пациентов. Там были такие случаи, как навязчивое желание матери убить своего ребенка, неукротимая тяга к суициду… И так как у нас в стране тоже не было способов лечения ни навязчивых состояний, ни других тяжелых неврологических заболеваний, это пригодилось. Тогда, в пятидесятые-шестидесятые годы создавался прообраз сегодняшней неврологической службы, а сама она была создана в восьмидесятых-девяностых годах с применением компьютерной томографии. Я решила перенять методику вживленных электродов. Это легче сказать, чем сделать, возникает много методических вопросов, я настроилась плотно заняться их решением. Что в итоге из этого вышло, вы знаете – Институт мозга человека.

Грей Уолтер единожды пригласил меня в ресторан и единожды в свой дом, где познакомил с женой (это была его третья жена, безумно в него влюбленная и демонстрирующая это каждую минуту) и двумя сыновьями. Дом аккуратный, практичный, очень правильный. Меня удивило, что в его маленьком кабинете нет книжек. У нас считалось хорошим тоном устраивать огромные книжные полки по всей квартире. Такое впоследствии я видела только у немцев. Я спросила Грея Уолтера, где же его журналы, книги? Ну, говорит, «журналы большей частью на работе, а книги в подвале. Те, что мне нужны, покупаю либо выписываю, а поработав с ними, убираю». В дальнейшем я тоже старалась следовать этому принципу, избегая «лишних» книг.

Из Бристоля я переехала в Оксфорд, там была экспериментальная лаборатория, которая меня мало взволновала после праздника интеллекта в Бристоле.

Возвращение в Лондон запомнилось историей, в которую я чуть не влипла. Отнюдь не научной. Спутница-нейрохирург рассказывает мне, что одна из сотрудниц госпиталя хочет с ней подружиться, отпускает комплименты насчет ее внешности. Почему нет – в то время ей было сорок два года, вполне интересная женщина. Я ей так и говорю: «Шура, это нормально, они доброжелательные». «Вроде бы она славянка, скучает по своим», – предполагает Шура. Потом она сообщает, что та женщина ей яблоко сунула в сумку. Я спрашиваю: «Ты, случаем, не оставляешь документы в сумке?» (Нас учили этого не делать.) «Разумеется, нет». А через пару дней Шура приглашает меня погулять – на разговор. Оказалось, что ее вызвали в посольство и заявили: в госпитале, где вы (в смысле «мы») работаете, выявлена чешская шпионка, у которой есть родственник в Советском Союзе. Она уже написала в Союз, что завязывает отношения с кем-то из вас. «Я секретарь парторганизации, – продолжает Шура, – я всегда тебя защищу. Скажи, что это ты с ней контактируешь».

Естественно, я в шоке, я отказываюсь. «Если не хочешь, я сама скажу, что это ты», – настаивает она. «Шура, ты меня погубишь – тебе ничего не будет, а меня выпустили под честное слово. Получается, что я ослабила бдительность, подвела свою страну. Прошу, не делай этого!» – «Нет, так будет лучше для нас обеих».

Сутки я провела в тихом ужасе. А через сутки кое-что выяснилось. Эта чешка кому-то сказала или написала в письме, которое перехватили, что общается с русским нейрохирургом, обо мне там речи не было. Шуру заставили писать объяснительную записку, она мне ее зачитала. Жаль, текст не сохранился, напечатать бы, этот, с моей точки зрения, шедевр. Длинное-предлинное объяснение, как с самого начала она своим классовым чутьем советского человека поняла, что перед ней враг. И решила заманить его, расположить к себе, чтобы вывести на чистую воду. «Ну как?» – спросила она. «Я бы не смогла так сочинить. Думаешь, тебе поверят?» – «Конечно». И действительно все ей сошло с рук. Хотя, уверена, никакой шпионкой та женщина не была. У нее была родня в Союзе, ее тянуло пообщаться с русской коллегой, а у нас была дикая шпиономания. Я же вам рассказывала, как нас не пускали в гости к Пампильоне. И за нами все-таки следили…

Как же все эти три месяца я и четыре месяца нейрохирург провели среди соблазнов и опасностей Запада и вернулись на свои рабочие места? Наверное, помогло то, что еще не кончилась хрущевская оттепель. Иначе можно было прицепиться к самому факту, что мы там были.

Наверное, ваш поручитель больше всех был рад вашему возвращению?