Счастье моё!

Спросила и забыла. Спектакли, которые были культовыми тогда: “Эмигранты” и “Чинзано” – я не видела, и в насыщенном аттракционе моей жизни для них так и не нашлось времени.

Летом я с мамой и Анечкой уехала отдыхать на пару недель в Плёс, в пансионат Всероссийского театрального общества, переименованного теперь в Союз театральных деятелей. Я не большой любитель загородного коллективного отдыха в кругу работников театра. Через два дня все ближайшие достопримечательности были осмотрены, все лесные тропы обойдены, оставалось заглатывание книг и смотрение на противоположный берег Волги, вспоминался Островский: “Я сейчас всё на Волгу смотрела, как там хорошо на той стороне…” В один из тягуче льющихся дней на узкой тропинке я увидела знакомое лицо. Мы поравнялись, поздоровались, разошлись. Это был мой эркерный сосед.

Одно из главных развлечений театральных пансионатов – наблюдение за коллегами-отдыхающими из окон, с балконов, с близлежащих лавочек, потом результаты этих наблюдений преобразуются в устное творчество с элементами фэнтези. Наиболее остро-причудливые образцы фольклора добираются до Москвы, театров, где служат герои этих “произведений”. Как-то так счастливо сложилось, а вернее, я сама сложила свою жизнь, что все легенды, сплетни, домыслы обходят меня стороной – я их не слышу, мне их не передают участливые знакомые или друзья, я проскакиваю мимо. Сейчас я уже научилась обходить стороной всё необязательное, что может принести мне секунды расстройства или бессмысленного негатива, я захлопываюсь от восприятия никчемной для себя информации, я ее не слышу. Но тогда, в те годы, я еще не выработала этого противоядия и сжималась от взглядов, сверлящих спину, от долетевшей фразы, от изобретательных трактовок, от придуманных фактов. Я чувствовала всегда к себе особое внимание и понимала, что являюсь прекрасным образцом для “творчества” шептунов.

Вторая наша встреча на дорожке вдоль Волги не была случайной: Рома шел мне навстречу, щедро улыбаясь и жонглируя книгой в широкой ладони. Он протянул мне сборник рассказов Хулио Кортасара, предложив вместе написать инсценировку и поставить спектакль по чудесной вещице “Жизнь хронопов и фамов”. Сборник я взяла, договорились созвониться и встретиться по возвращении в Москву. Вот этот эпизод и стал началом нашей истории.

Вернувшись в столицу, мы встретились и начали сочинять будущий спектакль. Наши посиделки проходили у меня на кухне на улице Неждановой, теперь Брюсов переулок. Обаянию Ромы в процессе фантазирования не было границ, и сопротивляться его талантливым придумкам, остроумным комментариям, раскатистому смеху, светящейся синеве глаз, многокрасочному, завораживающему голосу было невозможно. Каждую встречу он меня удивлял, поражал, влюблял… Люди, одержимые созиданием, в моменты вдохновения преображаются, становятся прекрасны. Рома преображался абсолютно, становился притягательным и безоговорочно неотразимым.

Я знаю, я чувствую, я ощущаю: в минуты, когда из меня начинает извергаться энергия одержимости, энергия фантазирования, я знаю, что могу сделать невозможное. Я знаю, какой мощной силы из меня бьется энергетический поток, и именно в эти минуты я уверена в своей силе и красоте. Когда я проживаю обычные, забытовленные часы своей жизни – мне кажется, я скучна и бескрасочна, но стоит только нырнуть в профессию – она озаряет меня, награждает сладостным могуществом.

А еще эта счастливая лучезарность приходит к тебе вместе с рождением детей, с их улыбками, смехом… Дети – счастливая возможность быть ликующе-благословенным просто потому, что они рядом с тобой, а ты рядом с ними.

Через несколько месяцев я дала Роме ключ от моей квартиры в композиторском доме на улице Неждановой: теперь он мог приходить и уходить в любое время, и он знал, что я в любое время его жду.

Написанная инсценировка с тех пор лежит в секретере у нас дома. Спектакль мы не поставили, но, соединенные Кортасаром, прожили жизнь длиной в семнадцать лет.

Через несколько месяцев, вернувшись после репетиции, я наткнулась в прихожей на его маленький потрепанный чемоданчик: он принял решение! В этот вечер его глаза были опухшими от слез, коротко бросил фразу, что всё было сказано жене и принято решение расстаться. Всё! Без комментариев и подробностей. Мы никогда больше не возвращались в разговорах и воспоминаниях к этому вечеру и к этой теме. И только раз, много лет спустя, он мне так же коротко признался, как мучительно переживал разрыв с семьей, как они плакали в день расставания.

В эти годы Рома очень много работал в европейских странах, ставил спектакли в Германии, Швеции, Бельгии, Швейцарии, Франции, Польше… Объединившись в семью, я часто ездила с ним в качестве хореографа его постановок. Возможность быть с ним от начала репетиционного этапа до его завершения давала мне колоссальную по ценности возможность у него учиться, узнавать, понимать, разбираться. Без этих бесценных уроков я бы не получила важнейшего опыта, который меня питает всю последующую жизнь.