Счастье моё!

Я спустилась из своей гримерки на сцену, до премьеры “Желтого танго” оставалось несколько минут. Вдруг мимо проносится директор театра и, притормаживая на пути в зрительный зал, склоняется ко мне, говорит слова, которые прорубились в память… и хочется от них освободиться, да не получается; он возбужденно проговаривает, что мой хореографический язык слишком труден и непонятен, и танцовщики намучились, осваивая его, и успеха у публики, конечно же, не будет, слишком сложно и слишком авангардно, ну и вообще “ни пуха ни пера”… и убегает вдаль по коридору… Почему я об этом помню? Почему я каждый раз вспоминаю эти слова, сказанные на бегу за несколько минут до начала премьерного спектакля, ведь были в моей жизни услышаны и жестче фразы, и оскорбительнее интонации, но именно этот эпизод висит в моем сознании, и память остановившегося дыхания, и ощущение острого удара в район солнечного сплетения, и тяжелое сглатывание кома, вставшего в горле, и необходимость перешагнуть немедленно, отшвырнуть быстро эти слова и идти работать, идти танцевать премьеру.

После окончания спектакля: цветы, грохочущие аплодисменты, долгие поклоны – все признаки успеха, и прибежавший за кулисы директор, подхвативший меня на руки и кружащий в восторженно– поздравительной карусели, словно два часа назад не были сказаны те слова. Театр! В этом маленьком эпизоде весь он! Вся его изнанка! Встретясь с этим директором, теперь уже бывшим, я однажды напомнила ему этот эпизод: он круглил глаза, удивлялся, приподнимал брови и полным уверенности тоном говорил, что этого не было, потому что не могло быть.

Гидон приехал принять участие в премьере: мы с ним сговорились, что под финал он выйдет на сцену и я станцую два танго-диалога с ним, а вернее, с его скрипкой. Это была почти импровизация. Это была попытка дышать вместе с ним. Я чувствовала, как переполненный зал Латвийской национальной оперы напряженно затаился, как затихли все, толпящиеся в кулисах, как нас всех словно одной мощной волной соединили звуки, рождаемые скрипкой гениального музыканта. Растворилась последняя нота, и всё взорвалось. Гидон протянул мне свою невесомую руку, и мы склонились в поклоне друг другу.

С этой премьеры начались мои регулярные приезды в Ригу. Спектакль шел восемь лет и ушел по моей просьбе-письму в дирекцию театра, он уже был другой: сменились танцовщики, Эгле не могла более ездить в Ригу, рассыпался ансамбль, который делал этот спектакль особенным, со своим дыханием, со своей тайной. За эти восемь лет появились другие спектакли, сделанные специально и на Лёшу, и на Эгле. Всё имеет свой срок, важно почувствовать приближение паузы и усилием воли войти в нее, прервав то, что выцвело и потеряло живое дыхание.

Первые наши гастроли с “Желтым танго” были в Вильнюсе. Было лето. Было жаркое лето. Мы остались с Лёшей после гастролей еще на три дня в Литве. Как мы танцевали – вообще не помню, помню жизнь вокруг спектакля: долгие прогулки по городу, вечера в доме Эгле, помню распахнутые окна в гостинице, помню смятые, влажные простыни, помню зной, растекающийся по гостиничному номеру, помню, что вовсе не хотелось есть, помню, как Лёша меня провожал в аэропорт, помню, как долго махал мне рукой, помню его влажные от сдерживаемых слез глаза, словно маленького ребенка оставляли в пустом, холодном доме.

Мы еще несколько раз встретимся здесь, в Вильнюсе, тут мы будем репетировать “Болеро” с Эгле и Лёшей, и они станцуют его не раз, и впервые это будет на торжественной встрече нового тысячелетия, в 2000 году. Потом будет опера-балет “Семь смертных грехов” в Литовской национальной опере, где опять они будут партнерами, а для меня это будет вторая поставленная опера, где я стала и режиссером, и хореографом, потом еще несколько гастрольных приездов… и эпизоды-эпизоды жизни, встреч и событий.

В Костомукшу на фестиваль мы согласились поехать сразу, не размышляя, благо у нас троих это августовское время оказалось свободным. Лёша Гориболь мне предложил поставить одноактную работу на музыку Лёни Десятникова “Эскизы к Закату”. Мы: Эгле, Лёша и я – направились в Костомукшу.

Это восхитительной красоты место, Карельский перешеек, я знаю еще по годам обучения в училище. Мы ездили сюда на озера с компанией одноклассников, проводили тут шумно-лирические дни. С этими поездками было связано много приключений, и оказаться опять в этих местах для меня было манко. У нас было десять дней на постановочные репетиции, потом – премьерные выступления.

Жили мы на берегу зеркального озера, ели рыбу, купались в ледяной воде, танцевали на дискотеках по вечерам и не экономили силы для репетиций – их было хоть отбавляй. В эти дни за вечерними посиделками в нашем домике мы услышали по телевизору, работавшему скорее осветительным прибором, чем информационным источником, что в нашей стране новый Председатель Правительства Российской Федерации по фамилии Путин. Обсудили и забыли…