Счастье в мгновении. Часть 3

«Я обязан вытравить из сердца любимой всякое чувство к вредителю, которому удалось порвать мою жизнь и…» Не закончив внутренний монолог, мой взор обнаруживает на столбе, залитому дождем, под фонарём, неярко бросающим свет, листовку со знакомым изображением и надписью, выделенной жирным шрифтом с двойным подчёркиванием.

«Ищу мою «Мэрилин Монро»!

Мы встретились на аукционе-маскараде!

И ты так быстро ушла, что я не успел познакомиться с тобой поближе. Окажущий помощь в поиске зеленоглазки будет крупно вознагражден!

Найдись, любимая!..

И указан номер, по которому, позвонив, возможно заполучить желаемый приз. И вот я отыскал еще один узелок, может быть, связанный с расплывчатым неясным расставанием.

Утерев одной рукой мокрые глаза, с настороженным вниманием приглядевшись на фотографию, посветив на неё фонариком телефона, с дрожью в теле, я убеждаюсь, что это Милана. Пронося сквозь слух речь телохранителя, что мне пора остепениться и отстранить решение об отъезде на задний план, я неотрывно взираю на вновь всплывшую, следующую на очереди, проблему. Удушающий страх подступает к горлу.

Поднеся телефон к уху, с бешенством допуская, что в нашем расставании замешен не только Даниэль, я слышу от Тайлера:

— Но перед этим ты должен быть осведомлён о том, что он…

— Потом, — сам того не ведая, я ставлю точку в разговоре и укладываю источник связи в карман.

Ошеломлённый, я срываю эту бумагу, попавшуюся на глаза, и с яростью кидаю ее в сторону, показывая всё зло на ней. Дождь льет с удвоенной силой, увеличивая во мне злобу. Повернувшись левее, я охватываю взглядом целую кипу таких объявлений, кричащих о том, что мою девушку ищут по всему Мадриду. Никто, никто не вправе выслеживать её!

Мысли предполагают ответы на вопросы рассудка: «Это Брендон? Но зачем он назвал её таким странным именем? Таким образом он мстит мне? Или это не он… Но кто? Кто ищет её? И знает ли она об этом? Если да, почему не сказала? Она ушла, чтобы не ввязывать меня в свои дела? Но мы же, мы же родные друг для друга…»

Я достиг края жизни, отличной от желанной. От таковой и сбежать я не прочь.

Мы и вправду оплетенные сетями вселенной. Куда не повернись, везде преграды. В силах ли мы избежать этого?

Я сделаю всё, чтобы завтра она сидела в самолёте и была за двадцать тысяч лье от Даниэля и свиты Брендона. Я клянусь!

Глава 41 Милана

В потерянном состоянии, промокнув до нитки, я возвращаюсь домой, едва ли утихнув от печали, и пробираюсь в полном мраке в комнату, в которой я поселилась. «Мир для меня утратил все краски. Я застряла в темноте».

Ливень с еще усиленным порывом хлестает ставни.

Я иду, держась ближе к стене, чтобы не упасть от бессилия и еле успокоившегося сердца. Погребенная между двумя жизнями, между двумя вселенными, я чувствую пустоту внутри, которая оставляет в нашем сердце болезненное расставание. Неужели так происходит всегда? И в этом вечном противоречии нужно выбирать между тем, что правильно и тем, что делает нас счастливыми?

Привязанность узами близости, той самой близости душ, которую разорвать немыслимо трудно и от которой невозможно освободиться сердцем, порождает великое горе.

Покинутая, выбравшая путь к совести, я твердо ощущаю своё одиночество.

Перед взором встает ошарашенный взгляд Джексона от рокового признания и осколки от хрустального сердца, разлетевшиеся в разные стороны, как последние крупицы призрачной надежды на нашу разбитую любовь.

Усевшись на край кровати, на фоне не стихающего дождя, стучащего, как барабанщик, по стёклам, я плачу, шумно всхлипывая, не сдерживая себя, несмотря на то, что домочадцы отдались сну. Изливая на безутешное сердце волну чувственного отчаяния, во мне возникает потребность также излиться дружескому плечу, которое не рядом, сжать его в объятиях, шепча о своём несчастье. Питер с Ритчелл окружены иными заботами, не стоит напрашиваться с поддержкой к ним, беспокоить их, нужно самой найти подпору в себе.

Остается вытащить изнутри всё наружу.

Оживить чувства, собрав их в плавную душевную мелодию слов, — таково предназначение писателя.

Отыскав в сумке старый помявшийся тетрадный листок и огрызок карандаша, завалявшегося во внутреннем боковом кармане, я вдыхаю поэзию:

* * *

При бледном свете фонаря,

В веренице горьких страданий,

Я безвольно отдаюсь мыслям,

Вороша груду минувших свиданий.

Туманная вуаль слез,

Предстает перед взором,

Вызывая испарения грёз,

Убивая неизбывным горем.

Взывая о помощи небесам,

Я только и молю…

Исцелить упавшие лепестки души

И спасти любовь мою.

Бросаясь в пропасть бездонную,

Расставаясь под полной луною,

Мы задержали взгляд друг на друге,

Сплетая руки, освещенные звездою.

Затуманенные гнетущей тишиною,

Под плотными грозовыми облаками,

Нас застлало черной пеленою

И отдалило призрачными лучами.

Сердца разрывались на части,

Острую боль оживляя,

А души несчастные падали наземь,

Неистово сгорая, сгорая…

Злой рок встал меж нами,

Безмолвно оковал завесой беспросветной.

И остается одинокими ночами

Ожидать зари жизни предрассветной.

Томясь смутной надеждой,

Уповая, что былое возвратится,

Я жду гавань утешную,