Счастье в мгновении. Часть 3

Отец и Джош как только не пытались вытащить ее из этой беспросветной бездны. Доктор, которого родители Джоша смогли уговорить на приезд из соседнего региона, поставил малой диагноз — душевная болезнь. Но как ее отворотить, как вылечить, как несчастной возвратиться к прежней жизни он сам не ведал, опуская руки. Но он пообещал, что будет приходить по средам и пятницам, чтобы давать витамины Луизе, примочками снижать жар, который то и дело возникает в ее теле и стараться выводить ее на разговор, чтобы все недосказанные мрачные мысли, кишащие в груди, выводились на свет и выносились с каждым порывом ветра при проветривании комнаты. Единственная фраза, повторяемая им при каждом его еженедельном приходе, была таковой: «Любовь исцелит её. Нужно выждать весну. Она не за горами. А вы, как отец, не переставайте молиться за неё и за супругу. Время поможет вам. Дай-то Бог». А Джошу как-то он приказал: «Взгляни на неё иначе. Позволь себе увидеть в ней то, чего ты либо никогда не видел, либо запрещал себе видеть… Ты понял, о чем я, юноша?» Джош, смущенный, раскраснелся, и, почесывая затылок, неуверенно кивнул головой.

Сам-то он тоже переживал, но не выдавал своих чувств. Ведь в Луизе он всегда находил источник неиссякаемого оптимизма, ребячества, задорности, волны ее игривого смеха подбадривали его самого, что временами он не хотел уходить от неё, продлевал прогулку всяческими шуточными рассказами, которые нравились Луизе. А в один миг он лишился этого и непрестанно, день за днем, возвращаясь с уроков, на которые он с неохотой ходил (что он там забыл без Луизы?) он пребывал допоздна, глядя на ее исхудавшее тело, мертвенность личика, бывавшее когда-то постоянно розовым, живым и не знал, как помочь ей. Он продолжал толковать истории, которые до всего случившегося с ней вызывали в «добром» сердце отклик, но они не приносили своего плода.

Совсем недавно Джош впервинку поглаживал ее белокурые волосы, точно очаровывающие солнца лучи, когда та спала днем, уморившись от нудности, подчас имеющейся в рассказах парня, и с такой нежностью осматривал ее, кажущейся ему такой беззащитной, такой одинокой, охваченной душевным смятением. В эту секунду он углубленно задумался над словами лекаря и, наверное, впервые в нем промелькнула мысль, что он желал все время быть с нею, беречь её…

«Но ведь она мне как сестра, — говорил он себе, — как иначе я могу любить её?» Медленно, чтобы не разбудить Луизу, прикрывая ее одеялом, он чуть тронул пальцем ее отверстые маленькие тонкие уста, и подумал, что они, словно звездочка сирени, созданные для поцелуев. В последующую секунду он, пристыженный, будто что-то сотворил порочное, смахнул с себя такие мысли, убрал взгляд от неё и отошел на кухню, чтобы поговорить с Николо…»

Сквозь веки, посмотрев на Ника, я вижу, как его слезы безостановочно стекают (нельзя ему читать такие истории), а рука, которой он придерживает рукопись, трясется и не удерживает прочитанные листы, которые он убирает под низ, поэтому те выпадают у него и рассыпаются по кругу.

— Мистер Ник, у вас… — хочу предупредить его я, но он пресекает мои слова, приложив палец к губам:

— Ш-ш-ш-ш-ш.

Сделав перерыв, ответив на несколько звонков по работе и заварив терпкий кофе, я возвращаюсь на балкон, глядя, что отметка на часах близится к 15:00.

— Остановись-ка подольше на сто пятьдесят первой. Предположу, что речь о тебе.

Вмиг поставив кружку на стол, шелестя бумагами, я нахожу нужную страницу и, стоя под порывом сквозняка, заглядываю в рекомендованную Ником главу.

«Прошло семь месяцев. Наступило лето.

За долгие дни страданий, Луиза впервые настежь распахнула окно и, услаждаясь свежестью робкого рассвета, пламенно мечтая, она с трепетом вдыхала аромат солнца, заполняя им каждую клеточку тела. В ней распускались белоснежные пышные пионы вдохновения, множащиеся под действием бурливших жизненных соков лета.

Косые лучи солнца ворвались в комнату, задавая ей умиленное настроение, которое, бог весть когда, женское существо, придавленное смертельным горем, замечало в себе.

Вот уже как два месяца отец, полностью доверявший Джошу, уезжал на работу, позволяя ему больше времени проводить с его дочерью, так как незримо видел, как той становилось лучше от его присутствия. Временами он дозволял ему оставаться на ночь.