Счастье в мгновении. Часть 3

Теперь Джош обучал её тому, о чем говорилось в школе, которую Луиза не посещала, так как врач запретил ей в силу ее резкого и значительного похудения, слабого здоровья и еще не укрепленной силы духа перебираться, гуляя на воздухе, дальше дома и сада. Последнее было для девушки невыносимым. Она выносила протест на любую попытку Джоша вывести ее во двор, к любимым животным, которых ранее кормила с радостным чувством. До того одичавшая от жизни, зрея ежедневно перед собой Джоша, отца, редко подруг, которые приходили к ней, а с приходом лета они вовсе все поразъехались, и периодами фельдшера Д., навещавшего её, она страшилась переступить порог дома, терзая себя, что ей будут мерещиться видения матери, которые снова доведут ее до безрассудства. Причем врач Д., растроганный несчастием семьи Уинстонов, их бедноте, но, находя в них хороших людей, которых, как он выражался, редко встретишь, стал отказываться от денежных сумм за каждое посещение. Пять недель назад он, сидя с Николо на уличной скамье, на которой они болтали каждый раз, чтобы разговаривать откровенно да так, чтобы дочь не слыхала, произнес: «Я пришлю вам служанку С., которая будет по дому помогать, кормить живность, готовить. Ей буду платить я. Отказов я не приму». А совсем недавно выразился: «Вам эти деньги гораздо нужнее. Для меня лучшей отдачей будет выздоровление Луизы. И хочу вас осчастливить, Николо, что ваша дочь крепчает с каждым часом. Еще месяц-два, и она полностью придет в себя. Но постарайтесь не утруждать её волнующими событиями. Смягчите к ней требования. Джош признался мне, что Луиза стала потреблять горячую похлебку, чего не было раньше, смотреть в открытое окно по утрам и вечерам, размышлять о будущем, не молвить о смерти и о безнадежье, и, главное, она стала улыбаться».

Отец, так обрадованный вестью, задумался, как отблагодарить доктора за лечение, за помощь и человеческое понимание, и надумал зарезать поросенка.

Сказав врачу, что боле в его приходе они не нуждаются, он удалился и дал адрес своего нахождения, по-доброму предупредив, что в любой момент он может написать ему письмо, и он моментально приедет на помощь.

Луиза и вправду чувствовала, что с наступлением теплой поры, она словно заново рождается, рождается вместе с вновь цветущей растительностью. Кое-когда ее охватывало безмятежное чувство, когда та лицезрела свой уродливый, как она уверяла Джоша, вид, оттого девушка приказала горничной С. закрыть все зеркальные отражения, вплоть до того, что запретила ей готовить чай, настояв на молоке с пенкой и использовать только деревянную посуду, чтобы она нигде не могла увидеть себя. Та слушалась и выполняла все её указания, но с глазу на глаз вредная старушка ввиду возраста делала выговор Николо о странных требованиях его дочери. Он же отвечал, что она должна выполнять всё, что желает Луиза, удерживая мысль лекаря Д., что дочь поправляется.

Луиза и Джош стали еще ближе, пусть и причиной этому послужило горькое несчастие. Подолгу проводя время вместе, они, кажется, все знали друг о друге, что порой, когда они замолкали, в тишине, взирая друг на друга, застенчиво смеялись, что девушка звонко отзывалась: «Эй, Джош! Почему ты так смотришь? Ты чего! Не смущай меня! И чего-то ты замолчал! Коли рассказать нечего, так почитай мне прозу!» Такая задорность в словах юной задевала тонкие струны в душе Джоша. С ним творилось нечто! В теплом сумраке, когда та уже засыпала, а он уходил от неё, радостные любовные надежды вливались в его грудь. В сладостном потоке ощущений, будто внутри у него зарождалась поэзия, он в течение длительного времени не мог уснуть. Когда сердце переполнено чувствами, то мозг-бунтарь вступает с ним в борьбу, поэтому и сон-то не приходит. «Что за болезнью я болен? А вдруг это тоже чума? Вдруг я заразился? Вдруг я умру? Что со мной? Почему я не сплю, а в груди все трепещет при одной только мысли, как Луиза тонко коснулась моей ладони?» — мучился влюбленный. Ночь ему казалась такой длинной, нескончаемой. Он с легким волнением ждал утра, когда услышит замену возбуждающей его порывы еще сильнее соловьиную трель, звучавшую на первый возглас птицы-будильника с длинными серьгами и красным гребешком, которым он привлекает самок. А как только звучала песнь ночная, то Джош, даже подумывал, уж не знает ли этот крылатый певец тайну его болезни, уж ли не подключается он к его груди, запевая он так колышет его сердце, что тот не находит себе покоя.