Счастливая случайность (СИ)

Мэри-Бет едва не рассмеялась, но вовремя сдержалась, опасаясь, что он может услышать ее довольный смех, и тогда ей несдобровать. Девушка подошла к кровати и, разувшись, улеглась на сшитое из лоскутков покрывало. Глаза закрывались сами собой. Она сладко засопела.

— У тебя здесь камни или что? — пробасил Винченцо, входя в комнату и втаскивая два огромных чемодана.

Мэри-Бет лишь что-то пробормотала и перевернулась на другой бок.

Винченцо поставил чемоданы на пол и, подойдя к кровати, долго смотрел на девушку. Он очень надеялся, что жизнь в доме его родителей вынудит Лайзу поторопиться с решением.

Мужчина осторожно вытянул из-под нее покрывало и укрыл. Не удержавшись, он приложился губами к виску девушки и, скрепя сердце, покинул коттедж.

Мэри-Бет проснулась, если верить механическим часам на запястье, приблизительно через час. Девушка откинула покрывало, удивляясь, как это ей удалось закутаться в него самой, и увидела чемоданы. Она догадалась, что это Винченцо ее укрыл. Он был, как всегда, мил и предусмотрителен, даже несмотря на ее план мести.

На одном из чемоданов лежал клочок бумаги, придавленный ключом, как она предположила, от наружной двери. Записка была от Винченцо. В ней мужчина предлагал ей сразу же, как проснется, вернуться в главный дом, где и состоится ужин.

После непродолжительного сна ее одежда оказалась полностью измятой. Мэри-Бет вздохнула и принялась распаковывать чемоданы. Но она не закончила это нудное занятие, поскольку любопытство влекло ее вперед. Девушка подошла к окну и чуть приоткрыла ставни.

Мэри-Бет оперлась о каменный подоконник и, залюбовавшись отрывавшимся вдали пейзажем, высунулась наружу. Ей, жительнице урбанистического Нью-Йорка, казались непривычными подобные просторы. Коричневые, желтые и серые поля, а также мутно-зеленые рощи олив и темно-зеленые виноградники, разделенные рядами высоких кипарисов или извилистыми тропинками, напоминали картину, нарисованную экспрессионистом на пике своего творчества.

Она никогда не увлекалась рисованием, ведь ее страстью музыка. Но сейчас девушку захватило непреодолимое желание схватить мольберт, краски и рисовать, рисовать, рисовать…

Неудивительно, что Италия славилась своими художниками, особенно периода Ренессанса. Они рисовали то, что видели. А то, что они видели, было изумительно.

Мэри-Бет вздохнула, прогоняя желание порисовать, и оглядела то, что окружало дом. Справа зеленел виноградник, а за ним росла роща узловатых олив.

А с другой стороны простирался сад и огород, которые она заменила еще сразу. Здесь росли цветы, овощи, травы. Многих названий она просто не знала, но цветовая гамма впечатляла: оранжевый, голубой, серебристый и все оттенки красного отлично смотрелись на зеленом фоне. Было ясно, что кто-то постарался не меньше матушки-природы, чтобы создать эту красоту.

Пообещав себе обязательно пройтись по саду, Мэри-Бет вернулась к прерванному занятию.

Надеясь, что предстоит простой семейный ужин, девушка остановила свой выбор на светлом платье с круглым вырезом и высоко вырезанными плечами. Вдев в уши тонкие золотые колечки, она тряхнула волосами, которые, взмыв вверх, легкой волной опустились на плечи. Накинув золотистый палантин, девушка обула плетеные босоножки и отправилась в особняк.

Общение в семейном кругу Бальдуччи так отличался от того, к чему Мэри-Бет привыкла дома — как за годы жизни с родителями, так за годы брака. Не было никаких притязаний на вычурность и соблюдений светских условностей — лишь открытое выражение любви и уважения.

Семейство Бальдуччи понравилась девушке с первого взгляда, если, конечно, не считать Колетт. А о ней Мэри-Бет и не вспоминала, непринужденно болтая с родителями Винченцо и его детьми.

Девушка так увлеклась, что не заметила, как наступило время ужина. И, когда все перебрались в уютную столовую, Евангелиста, словно смутившись, пояснила:

— Сегодня у нас ничего особого — только паста и сыр.

— Я не притязательна в еде, — улыбнулась Мэри-Бет.

Подцепив на вилку немного макарон, девушка отправила их в рот — и в следующий миг зажмурилась от удовольствия. Когда Мэри-Бет смогла открыть глаза, то увидела, что все с интересом наблюдают за ее реакцией. Ее смутило столь пристальное внимание к своей персоне, но девушка лишь и восхищенно произнесла:

— Неимоверно вкусно. Как называется это блюдо?

— Это папарделле*. Мы добавляем в него зайчатину, маринованную в кьянти.

Не меньшее восхищение у Мэри-Бет вызвал и пекорино**. С удивлением девушка взирала на то, что этот острый сыр едят вместе с медом — из Монтальчино, как пояснила Ева — но от эксперимента не отказалась. И она едва не впала в экстаз, попробовав панфорте***: не задумываясь о последствиях для фигуры, Мэри-Бет съела целый ломоть.