Счастливец

— Иди, иди теперь околачивать языкъ-то. Такъ и подергивало ее, всю подергивало отъ радости; видѣла я! Все село надъ нами теперь потѣшаться станетъ. — Ольга взмахнула руками, бросилась на стулъ и громко заплакала.

— Оленька! — строго окликнула ее Татьяна Алексѣевна. — Оленька! нехорошо!

Платонъ удивленно глядѣлъ, то на мать, то на сестру.

— Въ чемъ-же дѣло? въ чемъ дѣло? — допытывался онъ.

— Не слѣдовало тебѣ говорить при ней, при этой сплетницѣ,- отвѣтила ему Татьяна Алексѣевна, подняла съ пола полотенце и глубоко вздохнула.

III.

Платонъ Михайловичъ на другой же день отправился въ Шахово, обошелъ избы, осмотрѣлъ больныхъ и сильно призадумался. Нужна была дѣятельная помощь, нужны были лѣкарства, но прежде всего нужны были деньги. Онъ вернулся домой задумчивый и печальный.

— Мама, — сказалъ онъ, присаживаясь противъ матери, когда та, по обыкновенію, сидѣла у окна зальца и вязала. — Мама, въ Шаховѣ плохо, помощь нужна немедленная. Я надѣюсь, что выхлопочу всѣ нужныя средства, но медлить нельзя. Не можешь ли пока ссудить мнѣ хотя сколько нибудь? Своихъ денегъ мнѣ врядъ-ли хватитъ.

Татьяна Алексѣевна удивилась.

— Что это ты говоришь, Платоша? Я ничего не понимаю.

Платоша повторилъ свою просьбу и еще разъ объяснилъ причины ея. Но чѣмъ дольше онъ говорилъ, тѣмъ гуще краснѣло лицо Татьяны Алексѣевны, а выраженіе его становилось раздраженнымъ, почти непріязненнымъ.

— Ты что же это, Платоша, смѣяться, что-ли, вздумалъ надъ матерью? — спросила она, видимо сдерживаясь.

— Отчего смѣяться? Я говорю серьезно.

— А если не смѣешься, то я и ровно ничего не понимаю. У меня ты денегъ просишь? На свои мужичьи причуды у меня денегъ просишь? Да что-же, лопатами я, что-ли, деньги-то загребаю, что буду ихъ въ окно швырять? Кладъ я нашла? Отъ тебя я ждала помощи и поддержки, а не тебѣ на разныя причуды готовила.

— Зачѣмъ ты сердишься, мама? — тихо упрекнулъ Платонъ. — Денегъ я у тебя прошу не на причуды: еслибы ты видѣла то, что я видѣлъ сегодня! Наконецъ, деньги я верну, я прошу ихъ у тебя только на время.

— Ни на одинъ дены, ни на одну минуту! — неожиданно вскрикнула Татьяна Алексѣевна. — Платоша! — уже мягче продолжала она:- разскажи ты мнѣ толкомъ, что же у насъ будетъ теперь? Не серьезно же ты говорилъ, что хочешь остаться здѣсь лѣчить мужиковъ? Ты шутилъ, Платоша? Къ чему же ты учился? Къ чему я радовалась твоимъ успѣхамъ, гордилась тобой, полагала на тебя всѣ мои надежды? — Татьяна Алексѣевна достала платокъ и вытерла имъ покраснѣвшіе глаза. — Ты не долженъ забывать: у тебя сестра, Платоша; у тебя есть обязанности относительно твоей семьи.

— Но развѣ сестра и ты въ чемъ-нибудь нуждаетесь, мама?

Платонъ Михайловичъ поднялъ на мать вопрошающіе глаза, но та такъ мало ожидала подобнаго вопроса, что сразу растерялась и только развела руками.

— Да что-же ты не видишь? слѣпъ? — наконецъ заговорила она. — Нуждаетесь ли, спрашиваешь? Или ужъ очень хороши показались тебѣ наши палаты? Не въ лохмотьяхъ еще ходимъ? Сладко, весело живемъ?

— Да ничего, кажется… Я не думалъ, — смутился Платонъ.

— Не думалъ? чего же ты не думалъ? — сердилась Татьяна Алексѣевна; — суму еще на насъ надѣть хотѣлъ бы? въ курную избу запрятать? Хороша, вишь, ему наша жизнь показалась!

— Не волнуйся, мама! — попросилъ Платонъ Михайловичъ. — Ничего такого я, конечно, не хотѣлъ бы; чѣмъ лучше вамъ, тѣмъ пріятнѣй для меня, повѣрьте. Но чего вы отъ меня ожидали? чего вы требуете?

Въ залу тихо вошла Ольга.

— Богъ ты мой! — всилеснула руками Татьяна Алексѣевна, — кажется, требованія не велики! Слышишь, Оленька, онъ спрашиваетъ, чего отъ него требуютъ? Я, Платоша, не могу зарабатывать денегъ, а ты можешь. Тебя учили, за тебя изъ послѣднихъ грошей платили, не одно лишеніе, можетъ быть, изъ-за тебя терпѣть приходилось; такъ вѣдь думала я, что ты вспомнишь, почувствуешь…

— Я ничего не отрицаю… — тихо сказалъ Платонъ.

— Такъ какъ же спрашиваешь ты, чего отъ тебя требуютъ? Оленькѣ за двадцать лѣтъ. Въ этой глуши-то кто ее видитъ? Подумалъ ты о ней? Обносились всѣ: ни платьевъ, ни бѣлья… Домъ чуть стоитъ… Да Богъ съ нимъ, съ домомъ! Думала я, кончишь ты, — все въ аренду сдадимъ, домъ на свозъ, пока не совсѣмъ сгнилъ, и переѣдемъ въ городъ.

Она испытующимъ взглядомъ уставилась на сына; Оленька стояла у окна и жадно ждала отвѣта брата. Платонъ сидѣлъ съ опущенной головой и медленно, задумчиво гладилъ рукой свою бородку.

— Вотъ чего ты ждала отъ меня! — тихо сказалъ онъ. — А ты, Ольга?

Дѣвушка вспыхнула.

— Чего я? — поспѣшно отвѣтила она, — конечно же, въ этой глуши отъ тоски помереть можно. Развѣ это жизнь?

Платонъ Михайловичъ словно не слыхалъ этого отрывочнаго отвѣга; глаза его задумчиво перебѣгали съ предмета на предметъ и блѣдныя губы сложились въ свойственную ему кроткую и грустную улыбку.

Татьяна Алексѣевна и Ольга ждали, что онъ еще скажетъ что-нибудь, но онъ всталъ, поправилъ спустившіеся на лобъ волосы и все съ той же улыбкой на губахъ вышелъ изъ комнаты.

IV.

Глафира Осиповна опять сидѣла у Шишкиныхъ. Она наклонилась къ Татьянѣ Алексѣевнѣ и горячо шептала ей что-то, поминутно оглядываясь на дверь.