искромётный дарить комплимент.
Где игрою свечей и лучин
увлечён быстрокрылый Пегас.
И немного – не то, что у нас —
есть весьма одиноких мужчин.
Появляясь на кухне из роз,
отражаясь в гостиной из ваз,
я, казалось, окутывал Вас,
провожатая солнечных слёз.
Неужели прискорбен и пуст
и сомнителен утренний час
вне того, что касается Вас,
королева изысканных чувств?
А герой обязательно скуп,
объясняя, хваля и виня.
Окрыляйте сегодня меня!
грациозным движением губ.
Чтобы я уходил наряду
с исчезающей в этом бреду.
И было крещённое странной судьбою
с фрегатами без якорей
моё состояние – брызги прибоя,
рассеянный свет фонарей.
Прозрачная птица заоблачной выси,
моя разделённая грусть,
вблизи потаённой стрелы кипариса
пылает гранатовый куст!
И будто вино из серебряной чаши,
стекает полночная суть.
И снова приходят – милее и краше, —
о том не жалея ничуть.
Призрачными волнами,
забытью сродни,
всё дождями полные
исчезают дни.
Но однажды вспомнится —
с водкой или без —
золотая конница
ветреных небес,
о любовном голоде —
пагубной поре —
ворковали голуби
где-то во дворе.
И вчерашним узником
под июльский зной
ускользала музыка,
бывшая со мной.
Октябрь ещё не остыл
в картинах грядущего сна.
Воздушные тают мосты,
цветная дрожит пелена.
И что б не случилось со мной,
реалии – брошенный груз.
Откуда горячей волной
восторги сиятельных муз?
И та, из невест или вдов,
уже не опустит вуаль,
аллеями скучных садов
ведёт в золотистую даль.
Красивые листья вполне
кружа'тся себе на ветру.
И сказочно весело мне,
что я никогда не умру.
От тех, кто грешен и безгрешен —
до места своего в раю, —
от обязательных насмешек
гордыню битую мою
храню,
пока не отпустила,
не опрокинула беда:
любви божественная сила —
в песок ушедшая вода.
В краю новогоднего бала
блуждал разноцветный огонь.
И жизнь уже не стекала
расплавленным воском в ладонь.
И, кроме того, небылицы
опутали времени бег.
Как будто лаская, ложится
на землю холодную снег.
Девушкам и дамам
Способны дурманить и нежить
объятия кротких ночей,
хрустально-весенняя свежесть,
магнитные бури очей.
Пока наслаждаешься мыльной,
почти иллюзорной стезёй
и веришь: фатально и сильно
и Бог знает как!
повезёт.
Любовь промелькнула когда-то,
наверное, будет и есть.
И вдруг обернётся сонатой,
исполненной в Вашу честь.
Ночные январские трели,
запущенные Пьеро,
кружась, надо мною летели,
порой оживляя перо.
От страха оно ли дрожало,
на волю оно ли рвалось?
Поскольку ни много, ни мало
не сбудется и не сбылось.
А скорый мистический поезд,
всецело вобравший меня,
рассыпался брызгами в поле
игривого с виду огня.
Как приторно-сладкий сонет
на счастье, которого нет.
От самой своей колыбели,
которую не отделить,
смелели они и робели
и не уставали любить.
У края пасхального солнца,
мечтая ступать по росе,
на красного молотобойца
они не похожи совсем.
И там, где порывы высоки
и полная чаша сия,
порхали душевные строки,
простые до небытия.
За грустные эти напевы,
Господь, сохрани и спаси.
Бывают красивые девы
у матери нашей Руси.
Пока не серебрится иней
и не красуется нигде,
твоё загадочное имя
пишу упрямо на воде.
И чудодейство принимаю
и запоздалую зарю —
любовь, которую не знаю,
мечту, которую люблю.
Но мимо умопомраченья
или скандальных пересуд
сведу за грань стихотворенья
свиданий вышколенный зуд.
Напрасно сон в ночи ныряет,
плодя соцветья сладких мук,
и та, кто мне не доверяет,
кичится тяжестью заслуг.
Как водолаз, влюблённый в сушу,
и как хирург, открыв меня,
она заглядывает в душу,
впуская сыворотку дня.
На земные просторы
наползает луна.
На бескрайние горы
и озёра без дна.
Злополучная сваха,
замешала в одно
колокольчики страха
и тюльпанов вино.
Разрывая дорожку,
сокровенной длины,
собирайте в лукошко
серебристые сны.
Было время, весна наступала,
словно некогда русский солдат,
или ты – без щита и забрала,
или я – без путёвки назад.
Пусть гуляют угрюмые лица,
разгоняя бродячих собак,
по помойкам и скверам столицы
и бутылки кидают в рюкзак.
Рассуждая, что жизнь – копейка,
что не всякому быть на плаву,
пусть они занимают скамейки
или мнут молодую траву.
А весна наполняла бокалы,
верховодила в тёмных дворах,
и железной решимостью стала,
и безумством на первых порах.
Но кому бы она ни служила,
и с какой стороны не смотри,
всё любовь не разжатой пружиной
хулиганит глубо'ко внутри.
Ах, как дорог случай каждый!
Но, по-прежнему, пьяна,
на беспечно-сонных граждан
тихо падает луна.
Не укладывай ланиты,
слушай, шорохи кругом…
Босоногие бандиты
караулят за углом.
Вот и я не скоро сникну,
если прячется во рту
нежно в сахаре брусника,
настоявшись на спирту.
Видно, скоро осветлится жизнь,
принимая другой оборот.
Я пойду у церковных ворот
обветшалые чувства сложить.
Только ветер проводит слегка,
разлетаются листья, шурша.
Или грешная чья-то душа
усмириться не может никак?
Та же Богом забытая Русь,
тускло медью глядят купола…