Счастливой тебе охоты (СИ)

Рамси надрачивает хорошо, с любовью, крепко пережимая рукой. Джон влажно дышит где-то под ухом, то и дело шмыгая носом и вцепившись в плечи, и его член такой горячий, слегка шершавый, с легко скользящей нежной кожей, что так бы и съесть. Но, к счастью, Рамси не любитель обедов из чужих гениталий, и это облегчает дело. По крайней мере, ту его часть, где он принимается поглаживать сведенные члены медленнее, с ласковым оттягиванием крайней плоти, до щекотного покалывания под кожей размазывая пахучую смазку между головками.

– Ты хотел раздеваться, – Рамси невольно говорит чуть ниже обычного, опять бросив перебирать пальцами по пояснице Джона и неспешно потягиваясь расстегнуть ему куртку. Джон вздыхает, безотчетно подаваясь бедрами вперед, проезжаясь членом по налитому стволу в липкой уже руке. Его яйца сладко подтянуты, и он на самом деле хочет сейчас же спустить, промочив насквозь флисовую футболку, и догадывается, что Рамси не будет против, но все равно приподнимается, прогнув узкую поясницу, и, удержавшись на одной руке, второй тянет молнию на куртке Рамси до конца. Тихо звякает металл, рука очень близко к паху, костяшки пальцев щекотно задевают потные лобковые волосы. Джон обжигающе касается голой кожи между подзадравшейся футболкой и расстегнутыми брюками, и Рамси не нужно четко видеть его в темноте, чтобы знать, как он покраснел, как старательно дышит носом, впустую глотая от нехватки воздуха, как напрягает ягодицы с каждым толчком вперед, обтираясь открытой головкой между липких, толстых пальцев.

С каждым этим движением, знает Рамси, невольно сжимается и разжимается его девственный зад, и в ушах слабо-слабо шумит от неприятной мысли об этой розовой, самый чуток припухшей от крови каемке, о том, как бы зажать поясницу, как руку к лопатке, как загнать до треснувшей кровью кожи, перед тем больно выебав слюнявыми пальцами – только чтобы не порвать себе уздечку. Ведь понятие боли для Рамси распространяется и на самого Рамси. А Рамси любит боль. И в ушах звенит отголоском чужой подавленный, гортанный крик, когда он поворачивает голову вбок и целует Джона кровавыми губами между пальцев.

У Джона горячие и сухие руки, и он как-то стеснительно водит правой по распотевшейся коже Рамси, по потной складке над бедром до самого жесткого, кучерявого лобка – и наверх, всей ладонью по поднимающемуся волосатому животу, задрав футболку выше. Только тогда он запоздало отзывается на внимание Рамси к его пальцам, наклоняясь, оставляя ему холодный поцелуй, не закрывая глаз и тихо пыхтя носом. Ладонь ложится на грудь, касается нечувствительного соска, к пальцам липнут густые волосы.

Рамси принимается дрочить им чуть быстрее, почти физически чувствуя жар от тел в воздухе. Он действительно не прочь снять всю одежду, и кажется, будто от кожи тогда пойдет раскаленный пар. И он хочет видеть этот стелющийся туманом пар от добровольно прогнутой спины Джона, от его влажных волос и тяжелыми дымными клубами – из своего рта, когда он не будет следить за дыханием, до темно-красных натертостей натягивая этого старкового выкормыша, с шмыгающими стонами уткнувшегося в гнилой матрас.

Ф-фух, Рамси, передохни немного.

Но терпения у сына Русе Болтона немного, отец был скуп на наследство, и Рамси опять сильно прихватывает Джона за поясницу, без труда валя на спину. Черные волосы рассыпаются по матрасу, словно натекшая кровь от удара в затылок, на щеках, если приблизить лицо, видны неравномерные пятна краски, и кадык сильно дергается после глубокого вдоха.

Уже двумя руками Рамси быстро расстегивает оставшиеся липкие застежки, пряжки и пуговицы на одежде Джона, не переставая смотреть на него, на то, как подрагивают его веки, силясь опуститься, пока одними пальцами он уже тянет куртку с плеч Рамси. Под мышками мокро, на темной футболке расплываются не видимые в темноте пятна, а у Джона грудь ходит быстро, рвано поднимаясь каждый раз, как Рамси проезжается по его члену своим. Куртки, перепутавшиеся с ремешками очков балаклавы, плотный жилет, джонова теплая рубаха, морозящие пальцы ремни, мешающие подсумки – все шумно валится на пол, в сторону; окончательно распотевшийся Рамси наконец стягивает свою футболку, открывая мокрые волосатые подмышки и заросшую грудь, но оставляет – на Джоне. Тот явно мерзнет, и хотя через флис не видно твердых сосков и втянувшегося живота, Рамси помнит о том, что это у него горячая-горячая кровь. Не у таких людей, как Джон Сноу и его отец.