Счастливый новый мир

Слава Форду, он был не последний! Из двенадцати кресел, приставленных к круглому столу в центре комнаты, целых три были еще не заняты. Бернард немедленно плюхнулся в первое из них, ближайшее к двери, стараясь сделать это как можно незаметнее, и приготовился бросать неодобритель­ные взгляды на двух последних опоздавших.

Девушка, сидевшая слева от Бернарда, повернулась к не­му.

— На чем ты сегодня играл? — спросила она. — На копуля- тивном кислофоне или на клиторической гитаре?

Бернард поглядел на нее ("О Форд, да ведь это же Моргана Ротшильд!" — подумал он) и, покраснев, признался, что ни на том, ни на другом. Моргана с изумлением взглянула на него. Последовало неловкое молчание.

Затем Моргана демонстративно повернулась к Бернарду спиной и завязала кокетливый разговор с более сознатель­ным мужчиной, который сидел с другой стороны.

"Хорошенькое начало Фордослужения!" — с горечью подумал Бернард. Почему он, войдя, с бухты-барахты сразу кинулся именно к этому креслу, почему он хотя бы не огля­делся по сторонам? Он мог бы сесть между Фифи Бредли и Джоанной Дизель. А вместо этого он, по собственной ду­рости, оказался рядом с этой напыщенной Морганой. Мор­гана! О Форд! И эти ее черные брови — скорее, только одна бровь, потому что брови у Морганы Ротшильд совершенно срослись над носом. Форд! А справа от Бернарда оказалась Клара Детердинг. Конечно, брови у Клары — нормальные, не сросшиеся. Но она, пожалуй, даже чересчур пневматич- на! А вот Фифи и Джоанна — хорошие девушки. Полнень­кие, блондинистые, не слишком высокие. Но теперь между ними расселся этот тучный болван Том Кавагуччи.

Последним явился Сароджини Энгельс.

— Вы опоздали! — сурово сказал Староста Кружка. — Надеюсь, это больше не повторится.

Сароджини извинился и занял место между Джимом Бокановским и Гербертом Бакуниным. Теперь Коллекти­вистский Кружок был в полном сборе, готовый приступить к Фордослужению. Мужчина, женщина, мужчина, женщина — и так далее, чередуясь, сидели вокруг стола двенадцать муж­чин и женщин: они жаждали сблизиться, сплотиться, сплавить­ся, слиться в Единении, раствориться в Коллективе, поте­рять свои двенадцать индивидуальностей и начать жить выс­шей жизнью — превратиться в одно нерасторжимое, великое Благое Существо.

Староста подал знак, и Фордослужение Коллективизма началось. Из эротофона зазвучала синтетическая музыка, и вокруг стола обошел кубок с земляничным мороженым, в котором была растворена сома; каждый из участников Фордослужения пригубливал из кубка, произнося установлен­ную формулу:

— Пью за мое растворение в Коллективе!

Затем под аккомпанемент эротофона, все хором спели Первый Гимн Коллективизма:

Двенадцать нас, но мы едины,

Как капли в море Коллектива;

В восторге общего порыва,

В сплоченье общей дисциплины

Мы вместе понесемся ныне

Вперед, как в быстром лимузине.

Двенадцать вдохновляющих и мобилизующих строф. А затем упоительный кубок снова обошел стол. Все снова выпили. Неутомимо и неумолимо играла синтетическая музыка. Били барабаны. Звенели цимбалы. Ревущая и ляз­гающая гармония проникла в размягшие внутренности Фордопоклонников. И зазвучал Второй Гимн Коллективизма:

О, приди, Благое Существо!

Все, что в нас, — в тебе растворено!

Нас двенадцать — все за одного!

Нас двенадцать — мы слились в Одно!

Все мы восхищенно смерти ждем,

Чтобы высшей жизнью жить потом.

Еще двенадцать строф. Теперь сома уже начала дейст­вовать. Глаза заблестели, щеки зарумянились, все лица оза­рились счастливыми, дружескими улыбками, в которых сиял внутренний свет всеобщей любви и сплоченности. Даже Бернард немного размяк. Когда Моргана Ротшильд, повер­нувшись к нему, одарила его лучезарной улыбкой, он по­старался улыбнуться ей в ответ как можно радушнее. Но сросшиеся брови — они никуда не делись, они были все та­кие же, и Бернард, как ни пытался, не мог заставить себя о них забыть: должно быть, он еще недостаточно околлекти- вился. Может быть, если бы он сел между Фифи и Джоанной...

Пленительный кубок в третий раз обошел стол.

— Пью за Величие Грядущего Единения! — громко и вос­торженно провозгласила Моргана Ротшильд (наступила ее очередь начинать ритуальный обряд); она пригубила из куб­ка и передала его Бернарду.

— Пью за Величие Грядущего Единения! — повторил Бер­нард, искренне стараясь ощутить, что это Единение действи­тельно грядет, но сросшиеся брови Морганы продолжали действовать ему на нервы, и блаженное коллективистское забытье так и не приходило.

Он пригубил — и передал кубок Кларе Детердинг. "Снова у меня ничего не получится, — подумал он в отчаянии. — Я чувствую, что не получится!" Но он делал все возможное, чтобы улыбаться так же лучезарно, как и все остальные.

Кубок в третий раз проделал полный круг. Хор разразил­ся Третьим Гимном Коллективизма:

Благого Существа мы ожидаем!

Мы ждем кончины, радуясь судьбе!

Мы в гимне сгинем, в музыке растаем,

И будешь ты — во мне, а я — в тебе!