Счастливый новый мир

— Совсем дикарем стал! — закричала она. — Если бы не ты, я могла бы пойти к Инспектору Заповедника, и меня бы забрали отсюда. Но из-за тебя я этого сделать не могу. Я всю жизнь глаза не смогу поднять от стыда, что родила ребенка!

Она снова подняла руку, и он закрыл было глаза и съежил­ся, снова ожидая удара; но удара не последовало. Когда он открыл глаза, он увидел, что Линда смотрит на него и улы­бается. И вдруг она обхватила его руками и начала судорожно целовать.

Иногда Линда по нескольку дней вообще не вставала с постели. Или пила эту муторную жидкость, которую приносил Попе. Иногда она забывала вымыть мальчика. А иногда в доме было нечего есть, кроме холодных черепах.

Самые счастливые часы бывали у него тогда, когда Линда рассказывала про Внешний Мир.

— И ты правда могла пойти и летать, когда только захо­чешь?

— Да, когда только захочу.

Линда рассказывала ему про упоительную музыку, кото­рая раздается из ящика, и про веселые игры, и про лакомства, от которых пальчики оближешь, и про картины, которые можно не только видеть, но еще ощупывать и нюхать, и про дома, высокие, точно горы, и про то, что во Внешнем Мире никто никогда не грустит и не сердится, и про то, что там каждый человек принадлежит всем остальным людям, а не кому-то одному, и про ящик, на стенке которого можно увидеть, что происходит хоть на другом конце земли, и про то, что все всегда счастливы — каждый день, каждый день...

К Линде постоянно приходили мужчины, и все разные. И скоро другие дети стали дразнить мальчика и показывать на него пальцами. Своими теми, другими словами они гово­рили, что Линда — плохая: они называли ее — он не понимал как, но понимал, что это что-то нехорошее. Кто-то сочинил про Линду издевательскую песенку, и мальчишки распевали ее по всему пуэбло. Мальчик кидал в них камнями, а они тоже кидались в него камнями. Однажды острый камень разбил ему щеку; кровь все шла и шла, и он пришел домой, весь заляпанный кровью.

Линда научила его читать. Куском угля она рисовала на стене картинки — сидящую кошку или ребеночка в буты­лочке, — а ниже писала буквы. КОШКА У ОКОШКА. МА­ЛЫШКА В СТЕКЛЯШКЕ. Читать он научился легко и быстро. Когда он освоил настенные надписи, Линда открыла свой большой сундук и из-под смешных трусиков, которые она никогда не надевала, вынула тоненькую книжку (он и раньше ее много раз видел) .

— Когда ты будешь большой, — сказала Линда, — ты смо­жешь это прочесть.

Он гордо сказал, что он уже большой и хочет попробовать.

— Боюсь, тебе это не покажется очень увлекательным, — сказала Линда, — но это все, что у меня есть.

Он начал читать: "ХИМИЧЕСКОЕ И БАКТЕРИОЛОГИЧЕС­КОЕ ПРОГРАММИРОВАНИЕ ЭМБРИОНА. ПРАКТИЧЕСКАЯ ИНСТРУКЦИЯ ДЛЯ СЛУЖАЩИХ ЭМБРИОННОГО СКЛА­ДА". Мальчику потребовалось добрых четверть часа, чтобы разобрать одно лишь заглавие. Он швырнул книгу на пол и заплакал.

Другие мальчишки все еще пели издевательские песенки про Линду, и они смеялись над ним, потому что он — такой оборванный. Линда не умела штопать одежду. В ее Внешнем Мире, по ее словам, порванную одежду никогда не штопали, а просто выбрасывали вон и покупали новую.

— Оборвыш, оборвыш! — кричали мальчишки.

"А зато я умею читать, — думал он, — а они не умеют; они даже не знают, что это такое". Когда он вспоминал о том, что он умеет читать, насмешки мальчишек переставали его трогать. И однажды он снова попросил у Линды ее книжку и стал в ней разбираться. И чем больше мальчишки его драз­нили, тем жаднее он читал. Скоро он мог уже бегло прочесть даже самые длинные слова; но он не понимал, что они озна­чают, а когда он спрашивал Линду, она чаще всего не могла ему ничего толком ответить.

— Что такое химикалии? — спрашивал он.

— Ну, например, окись магния, или спирты, или двуугле­кислый кальций, и все такое прочее.

— Но что это такое, Линда? Как их делают? И откуда они берутся?

— Откуда я знаю? Их делают химики, а приносят их с Химического Склада. Не знаю. Я никогда не занималась химией. Я работала в Отделе Оплодотворения, на Эмбрион- ном Складе.

И так всегда — о чем бы он ни спросил. А вот у стариков из пуэбло — у них на все был четкий ответ.

— Семена всех людей и всех бессловесных тварей, семя солнца, и семя земли, и семя небосвода — все это сотворил Авонавилона из Тумана Вознесения. Ибо в подлунном ми­ре — четыре чрева, и Он заронил семена в нижнее из них. И постепенно семена дали плоды...

Однажды (позже Джон подсчитал, что ему тогда было двенадцать с чем-то лет) он, вернувшись домой, обнаружил там книгу, которой раньше никогда не видел; она лежала на полу в спальне. Книга была очень толстая и, видимо, очень древняя: переплет был весь изъеден мышами, страницы пожелтели и сморщились. Он поднял книгу и раскрыл титуль­ный лист. Книга называлась: "УИЛЬЯМ ШЕКСПИР. ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ".

Линда лежала на кровати и потягивала свой вонючий мескаль.

— Откуда эта книга?