Счастливый новый мир

А потом раздался какой-то шум, и он с испугом проснулся. У изножья кровати стоял чужой дядя — огромный, страшный. Он что-то сказал Линде — теми, другими словами, — и она рассмеялась. Она натянула простыню до подбородка, но чу­жой дядя стянул простыню вниз. Мальчик зарылся лицом Линде под мышку, а она положила ему руку на спину, и тогда он почувствовал себя спокойнее. А потом — теми, другими словами, которые мальчик понимал хуже, чем слова Лин­ды, — она сказала чужому дяде:

— Нет, только не сейчас, не при Джоне.

Чужой дядя поглядел на мальчика, потом перевел взгляд на Линду и произнес что-то непонятное, а Линда еще раз сказала:

— Нет!

Чужой дядя нагнулся над ними, он был такой большой, такой жуткий; его длинные черные волосы полоснули маль­чика по голове, а Линда опять крикнула:

— Нет!

Он почувствовал, что она сильней прижала его к себе.

— Нет, нет!

Тогда чужой дядя взял мальчика за руку и крепко, больно ее сжал; мальчик громко закричал. Чужой дядя поднял мальчика в воздух (хотя Линда все еще держалась за него и повторяла: "Нет, нет!") и произнес какое-то резкое, корот­кое слово, и голос у него был очень сердитый, и тогда Линда почему-то отпустила мальчика.

Мальчик брыкался и извивался, но чужой дядя понес его к двери, распахнул ее пинком ноги, положил мальчика на пол в другой комнате, вернулся назад и запер за собой дверь. Мальчик поднялся и побежал к двери, подергал ее, но дверь не открывалась.

— Линда, Линда! — позвал он, но изнутри никто не ответил.

Он помнил себя в большой полутемной комнате; там были какие-то большие деревянные штуки, и к ним привя­заны нити — много-много нитей; Линда объяснила, что на этих штуках женщины ткут одеяла. Линда велела мальчику сесть в углу и играть там с другими детьми, а сама пошла к женщинам. Он стал играть с детьми, и играл долго, но вдруг все женщины заговорили очень громко, и некоторые начали толкать Линду, а Линда заплакала. Она пошла к двери, и мальчик побежал за ней следом.

— Почему они сердятся? — спросил он.

— Я сломала одну вещь, — ответила Линда.

А потом она ожесточенно закричала:

— Откуда мне знать, как ткать эти проклятые одеяла? Дикари! Дикари!

Мальчик спросил, что такое дикари.

Когда они вернулись домой, у дверей их поджидал Попе, и он вместе с ними вошел в хижину. В руках Попе держал большую тыквенную бутыль с жидкостью, которая была похожа на воду; но мальчик знал, что это вовсе не вода, а какой-то напиток с неприятным запахом; этот напиток обжигает горло, и потом всегда кашляешь. Линда выпила немного этого противного напитка, и Попе тоже выпил, и тогда Линда стала хохотать и говорить гораздо громче, чем обычно; а потом она, взяв бутыль, пошла вместе с Попе в спальню и заперлась там изнутри. Когда Попе ушел, мальчик вошел в спальню. Линда лежала в постели и спала так крепко, что ему не удалось ее разбудить.

Попе приходил довольно часто. Он говорил, что напиток в тыквенной бутыли называется "мескаль"; но Линда говори­ла, что для нее это — "сома", только потом разламывается голова. Мальчик терпеть не мог Попе. Он всех их терпеть не мог — всех, кто приходил к Линде. Как-то, вернувшись домой после того, как он играл с другими детьми, мальчик услышал из спальни голоса: там было несколько женщин, и они громко кричали и говорили какие-то слова, которых он не знал, но он почему-то понял, что это — нехорошие слова. И вдруг раздалось — фсст! фсст! ффсст! — такой звук бывает, когда хлещут кнутом мула. Мальчик кинулся в ком­нату; Линда лежала на кровати, лицом вниз, и кричала:

— Не надо, не надо!

Одна женщина держала Линду за руки, другая сццела у нее на ногах, а третья действительно держала кнут и хлеста­ла им Линду: раз, другой, третий; и при каждом ударе Линда истошно визжала. Мальчик бросился к женщине с кнутом и изо всей силы вцепился зубами ей в руку; женщина вскрик­нула и другой рукой дала мальчику такого пинка, что он упал. Пока он лежал, она три раза стегнула его кнутом. Никогда еше раньше ему не было так больно: его точно обожгли огнем.

— Линда, почему они тебя били? — спросил он потом, уже вечером.

Он плакал, потому что у него все еще болели рубцы от ударов кнутом, и еще потому, что люди такие жестокие и несправедливые, и потому что он — всего лишь маленький мальчик и ничего не может с ними сделать. Линда тоже плака­ла. Хотя она была взрослая, у нее тоже не хватало сил спра­виться с тремя женщинами. И с Линдой тоже поступили жестоко и несправедливо.

— Почему они тебя били? — повторил мальчик.

— Не знаю! Откуда мне знать? — ответила Линда. — Они говорят, что эти мужчины — их собственные муж- чины.

— Не плачь, Линда! Не плачь!

Он прижался к ней, обвил ручонками ее шею.

— Осторожней: плечо! — вскрикнула Линда и оттолкнула его так, что он ударился о стену. — Дурачок! — и она ударила его по лицу.

— Линда! — крикнул он. — Мама, за что?

— Я тебе не мама! Я не мама!

— Но, Линда...

Она снова ударила его.