"Почему тогда, после чувствилища, он повел себя так странно? И все-таки я ему нравлюсь, я уверена. Да, я уверена...".
Как раз в этот момент Бернард объявил, что Дикарь на вечеринку не придет.
"Может быть, он отказался прийти потому, что я ему не нравлюсь?" - подумала Ленина. И она сразу же уверилась в этом: да, именно так, Джон отказался прийти, потому что она ему не нравится.
— Это уже и в самом деле переходит все границы! — провозгласила Директриса Нижней Школы Итона, обращаясь к Заведующему Управлением Кремации и Абсорбции Фосфора. — Подумать только, что я и вправду...
— Да! — донесся до Ленины с другой стороны голос Фанни Краун. — Что касается спирта у него в крови, так это совершеннейшая правда. У меня был знакомый, у которого был знакомый, который как раз в то время работал на эмбриональном складе, и он рассказал моему знакомому, а мой знакомый рассказал мне, что...
— Да, нехорошо получается, — сочувственно сказал Генри Фостер Архифордослужителю Кентерберийскому. — Вам, может быть, было бы интересно узнать, что наш бывший Директор ИЧП собирался было перевести Маркса на работу в Исландию, да не успел, бедняга...
Пронзаемый острыми иглами язвительных замечаний, плотно надутый воздушный шар Бернардовой счастливой самоуверенности, выпуская воздух из тысячи проколов, быстро съеживался и сморщивался. Бернард — бледный, жалкий, взъерошенный — переходил от одного гостя к другому и, заикаясь, бормотал извинения, клянясь, что уж в следующий-то раз Дикарь, как пить дать, придет, и уговаривая каждого гостя съесть бутерброд с каротином, принять таблетку витамина "А-приори" и выпить стакан суррогата шампанского. Гости ничтоже сумняшеся пили, ели и принимали таблетки, но при этом на все лады выказывали Бернарду свое презрение: они ему либо вызывающе грубили, либо громко говорили о нем друг с другом, не стесняясь в выражениях, как будто его здесь и вовсе не было.
— А теперь, друзья мои, — сказал Архифордослужитель Кентерберийский, возвысив свой хорошо поставленный, звенящий голос, хорошо всем знакомый по торжественным Фордослужениям, которые ежегодно проводились в праздник Международной Солидарности Фордопоклонников и транслировались на всю планету, — а теперь, друзья мои, по-моему, нам пора идти...
Архифордослужитель торжественно поднялся, поставил на стол свой стакан, смахнул со своего алого вискозного жилета крошки каротина и величественно двинулся к двери.
— Но куда вы спешите. Ваше Фордослуженство? — заегозил Бернард. — Еще так рано... Я надеялся, что вы...
Да, на что он только не надеялся, когда накануне Ленина шепнула ему по секрету, что Архифордослужитель соизволит прийти к Бернарду на вечеринку, если получит подобающее приглашение!
"Он — такой милый!" — сказала тогда Ленина и показала Бернарду золотую букву "T" на цепочке: это изящное нательное украшение подарил ей на память Архифордослужитель после того, как она провела выходной в его ефордопархии. Бернард разослал своим гостям пригласительные билеты с гордой надписью: "Добро пожаловать на встречу с Архи- фордослужителем Кентерберийским и Дикарем". Но, как назло, именно в этот вечер Дикарю взбрело в голову запереться у себя в комнате и орать " X а н и! " и даже (слава Форду, что Бернард не знал языка зуни) "Соне эсо т с е - н а а!". День, который мог бы стать вершиной Бернар- довой славы, стал днем его величайшего унижения.
— Я так надеялся... — запинаясь, повторил Бернард, глядя на Его Фордослуженство умоляющими, преданными глазами.
— Мой юный друг, — с пышной суровостью в голосе произнес Архифордослужитель, — позвольте мне дать вам совет.
Он уставил в Бернарда палец.
— Пока еще не поздно, — провещал Архифордослужитель похоронным голосом, — пока еще не поздно, примите мой добрый совет: осознайте свои заблуждения, мой юный друг, станьте на путь исправления своих ошибок.
Архифордослужитель осенил Бернарда буквой "Т" и повернулся к Ленине.
— Ленина, дорогая моя! — позвал он уже совершенно другим тоном. — Пойдемте со мной!
Покорно, но без улыбки и (словно не понимая, какая честь ей оказана) без радости, Ленина последовала за Архи- фордослужителем. Следом за ними, соблюдая почтительную дистанцию, двинулись гости. Последний из уходящих с силой захлопнул дверь. Бернард остался один.
Униженный, совершенно раздавленный, он плюхнулся в кресло и, закрыв лицо руками, зарыдал. Однако через несколько минут он опомнился и решил, что лучше было бы принять четыре таблетки сомы.
Наверху, у себя в комнате, Дикарь перечитывал "Ромео и Джульетту".
Ленина и Архифордослужитель Кентерберийский вышли из вертолета на крыше Общества Фордопоклонников.
— Скорее, мой юный друг... то есть, Ленина, — нетерпеливо позвал Архифордослужитель от дверцы лифта.
Ленина, которая было замешкалась, чтобы поглядеть на луну, опустила глаза и побежала по крыше к Архифордослу- жителю.
Статья, которую Мустафа Монд только что кончил читать, называлась "Новая биологическая теория". Мустафа Монд некоторое время посидел молча, размышляя над прочитанным, а затем взял ручку и написал поперек первой страницы: