Считаные дни

Она быстро ему улыбается. Верхняя губа широко растягивается, и Иван пытается вспомнить, кого она ему так напоминает — старого соседа или бывшую учительницу? Он вздрагивает, когда за его спиной раздается стук в окно. Оно занимает одну стену почти целиком, и там сидят они — те, кто будет управлять аппаратом и просвечивать его насквозь, и найдут все, что не видно снаружи.

— Минуточку подождите, — говорит медсестра.

Она подходит к двери и исчезает в коридоре, каблуки ее туфель громко цокают по полу, и вскоре он видит ее за стеклом в соседней комнате; мужчина в белом показывает что-то на экране, медсестра упирает руку в поясницу, склонившись к экрану. По полу дует. Дверь в коридор открыта, за ней никого нет, и пройдёт какое-то время, прежде чем они заметят, если он сбежит. Когда Иван сегодня стоял в палате и собирался уже спускаться на исследований он услышал, как полицейский сказал медсестре, что отлучится на пару минут, сходит до киоска туда и обратно. «Я не думаю, что он собирается сбежать», — сказал полицейский и хмыкнул. А медсестра ответила: «Да нет, конечно, он славный парень».

Иван смотрит вниз на свои руки и думает обо всех, кого он разочаровал. Взгляд Александры, когда она появилась в полицейском участке на следующий день после его задержания. Она окончила юридический факультет в том году, единственная на курсе, кто сделал это вовремя; возможно, поэтому они ее пропустили. «Я, должно быть, неправильно поняла, — сказала старшая сестра, — потому что полагала, что ты планировал образумиться». Она сидела на краешке стула, даже не сняв пальто. «Да», — ответил Иван, потому что именно таков и был его план — разделаться с долгами после того, как он запутался в прошлый раз; это было так просто — всего и надо было проехать два километра на машине. «Проще не бывает», — сказал Бо накануне вечером, и они взяли пива, смеялись, и Иван согласился: «Чего тут трудного?» Но потом он занервничал — пальцы задрожали, когда он собирался вставить ключ в замок, да и звук сирен приближался. Про него они сказали, что он расколется, что он такой, и хотя его жутко прессовали, он держал язык за зубами, получил восемнадцать месяцев, отсидел едва ли двенадцать и потом отправился прямиком к Бо и сказал: «А нет ли у тебя какой-нибудь работенки для меня, чтобы я мог расплатиться?» Тогда и появился тот план с заправкой — подвести черту и двигаться дальше; а дальше все пошло не так.

«Мама никак не может успокоиться, — сказала Александра, — она проплакала целую ночь». Они сидели в светлом помещении, полицейский ерзал на стуле у стены и делал вид, что не следит за их беседой, смотрел в окно, снаружи слышался чей-то смех. Стены в камере внизу были выкрашены в мутный зеленый цвет, от которого Ивана тошнило. Каждый раз, когда он пытался прилечь на койку, казалось, будто она раскачивается под ним, и в темноте чудилось, что стены надвигаются на него, Ивану приходилось садиться на койке и слегка наклоняться вперед, чтобы восстановить дыхание.

Александра запустила руки в волосы, которые завитками спускались по спине.

— Мне больше нечего сказать, — произнесла она, — я правда не могу слов подобрать.

— Ты помнишь стены в бомбоубежище? — спросил Иван. Александра взглянула на него, оставив вопрос без ответа. — Они же светло-зеленые были, да?

— Тебе было два года, — заметила она.

— Да, а тебе было пять. Светло-зеленые стены, по которым стекали капли воды; ты что, не помнишь?

— Прекрати, черт тебя побери, — не сдержалась Александра.

— Прекратить?

— Прекрати винить во всем войну. Война — отвратительное оправдание, ты что, не слышишь, как пафосно это звучит?

— Я не оправдываюсь, — сказал Иван.

— Оправдываешься, вот именно это ты и делаешь, это в твоем духе.

— Нет, — возразил Иван, потому что это была неправда и он не был таким, но Александра склонилась вперед на стуле и бросила ему в лицо:

— Это невыносимо. Иван, повзрослей уже!

Он всегда завидовал всем ее словам, ее убеждениям, абсолютной уверенности в ответах и полному отсутствию сомнений. Александра снова провела рукой по волосам. В глаза бросилось кольцо на ее пальце. Через пару месяцев у нее будет кольцо еще лучше, фамилию она поменяет на Сулвик. Иван видел, как она показывала матери фотографию обручального кольца, которое они выбрали с Йоном Сверре. Белое золото — так она сказала матери, — с бриллиантом в форме сердца. А мать ответила проникновенно: «Я так за тебя рада!»